– Да, понимаю. Наверное, у вас не найдется ответов на все мои вопросы, но больше мне не к кому обратиться.
Мэри неловко заерзала, сжимая лежавшие на коленях руки. Но Кейт заметила, что костяшки пальцев побелели.
– Прекрасно. Что ты хочешь узнать? Я расскажу тебе все, что известно мне самой, – пообещала она.
Кейт снова кивнула и попыталась сглотнуть слюну. Но во рту вдруг пересохло.
– Как она умерла?
Мэри слегка опустила веки и немного ссутулилась, возможно, от облегчения.
– Но ты уже слышала обо всем. От инфлюэнцы. Или какой-то легочной инфекции. Доктора не смогли сказать определенно.
– Да, верно, но…
Кейт оглянулась на Энтони. Тот ободряюще кивнул. Глубоко вздохнув, она продолжала:
– Я по-прежнему боюсь грозы и хочу понять почему. Я больше не желаю ничего бояться.
Мэри открыла было рот, но ничего не сказала и посмотрела на падчерицу. Лицо ее медленно бледнело, становясь почти прозрачным. В глазах плескалось страдание.
– Я и не представляла… подумать не могла, что ты…
– Я хорошо скрывала свои страхи, – мягко пояснила Кейт. Мэри рассеянно коснулась виска дрожащей рукой.
– Знай я об этом… наверное…
Пальцы легли на лоб и стали разглаживать морщинки.
– Наверное, сказала бы тебе правду, – решила она наконец. Сердце Кейт замерло.
Мэри тяжело вздохнула, прижимая пальцы к глазам. Выглядела она, как человек, страдающий тяжкой мигренью, словно боль разрывала череп изнутри.
– Послушай, – выдавила она, – я не сказала… потому… просто думала, что ты все забыла. Нехорошо, если человека нарочно заставляют вспомнить подобные вещи. Но очевидно, я ошиблась, иначе не боялась бы так. О, Кейт, мне ужасно жаль!
– Уверен, что вам не о чем жалеть, – мягко вставил Энтони.
Мэри испуганно вскинула голову, словно забыв о его присутствии.
– Неправда, – грустно покачала она головой. – Мне следовало позаботиться о ней. Следовало знать, что Кейт до сих пор страдает от своих страхов. Настоящая мать почувствовала бы ее терзания. Пусть не я дала Кейт жизнь, но все же старалась быть для нее истинной матерью…
– Так и было, – заверила Кейт. – Самой лучшей матерью.
Мэри обернулась к ней и долго молчала, прежде чем сказать странно глухим голосом:
– Тебе было всего три года, когда умерла твоя мать. В твой третий день рождения.
Кейт медленно опустила голову.
– Выходя замуж за твоего отца, я дала три обета. Первый – своему мужу. Поклялась быть его женой перед Богом и свидетелями. Но в сердце своем я дала еще два обета: один – тебе, Кейт. Стоило мне взглянуть на тебя, одинокую и несчастную девочку с огромными карими глазами, – а они были грустными, такими грустными, какие не должен иметь ни один ребенок, – как я поклялась, что буду любить и заботливо растить тебя, как собственное дитя.