Не получив ответа, Кейт переступила порог. Шторы были сдвинуты, и тяжелый бархат почти не пропускал света. Кейт продолжала оглядывать комнату, пока не увидела мужа. Тот спал, сидя за письменным столом.
Кейт бесшумно подступила к окнам и немного раздвинула шторы, не желая, чтобы яркий свет ослепил Энтони, когда он проснется, но и не собираясь вести столь важный разговор в темноте. Вернувшись к столу, она осторожно тряхнула мужа за плечо.
– Энтони! – прошептала она. – Энтони!
Вместо ответа он всхрапнул. Нетерпеливо нахмурившись, она тряхнула его немного сильнее.
– Энтони! Энтони, проснись!
Он что-то несвязно пробормотал, открыл глаза и выпрямился.
Кейт подождала, пока он окончательно очнется и посмотрит на нее.
– Кейт! – хрипло буркнул он, дыша на нее перегаром. – Что ты здесь делаешь?
– Нет, что ты здесь делаешь? – парировала она. – До сих пор я думала, что мы живем в миле отсюда.
– Не хотел тебя беспокоить, – промямлил он.
Кейт ни на секунду не поверила мужу, но решила не спорить и вместо этого прямо спросила:
– Почему ты ушел вчера ночью?
Последовало долгое молчание.
– Это сложно объяснить, – ответил наконец Энтони с усталым вздохом.
Кулаки Кейт сами собой сжались.
– Я достаточно сообразительна, – сообщила она намеренно ровным голосом. – И обычно в состоянии понять сложные ситуации.
Энтони, очевидно, остался недоволен ее сарказмом.
– Мне не хочется вдаваться в подробности.
– А когда захочется?
– Поезжай домой, Кейт, – тихо попросил он.
– А ты? Не собираешься поехать со мной?
Энтони с едва слышным стоном взъерошил волосы. Иисусе, она вцепилась в него, как бульдог в кость. Голова его раскалывалась, во рту был металлический вкус, и все, что ему сейчас нужно, – плеснуть водой в лицо, почистить зубы… а жена, дай ей волю, начнет его пытать…
– Энтони? – упорствовала она. С него достаточно!
Он вскочил так внезапно, что стул отлетел и с треском свалился на пол.
– Немедленно прекрати расспросы, – процедил он. Губы Кейт упрямо сжались. Но глаза… Металлический вкус во рту сменился горьким. Сознание собственной вины едва не прикончило его.
Потому что в ее глазах плескалась боль.
А мука, терзавшая его сердце, стала невыносимой.
Он не готов. Пока не готов. И не знал, что с ней делать. Не знал, что делать с собой. Всю жизнь… по крайней мере с тех пор, как умер отец, он мирился с некоторыми истинами. Истинами, для него непреложными. Но Кейт ворвалась в его мир и перевернула его.
Он не хотел ее любить. Черт, да он вообще не хотел никого любить. Любовь – единственное, что заставляло его бояться собственной смертности. А как насчет Кейт? Он обещал любить и защищать ее. Как можно выполнить обет, если ему придется ее покинуть? Нельзя же поведать ей о своем странном убеждении? Мало того, что она посчитает его безумным. Он бросит ее в пропасть той же боли и страха, которые терзали его. Пусть лучше живет в блаженном неведении.