Часть столов занимали обычные селяне, каких мы сегодня видели предостаточно – крепкие, загорелые, с мозолистыми руками. Но вот в углу, рядом с разожженным, несмотря на теплый день, очагом, располагался некто в темном балахоне, лысый, но зато бородатый. И едва мы уселись за стол, как этот тип поднялся и двинулся к нам.
– Да будет над вами благословение Ее, – сказал он, остановившись рядом с нашим столом, после чего поклонился.
– А ты кто… – начал было Ярх, но глянул на бородача и осекся.
– И над тобой, – очень медленно проговорил Пугало. – Сядь с нами, отведай…
Обладатель балахона вскинул руку, и тут замолк второй из моих спутников.
Ничего себе, кто же это такой?
– Не подмена ли ты? – вопросил бородатый. – Отчего прячешь лицо? Скажи, а?
Балахон его в самом деле был темно-зеленым, но от старости так выцвел, что краска мало где сохранилась. На груди болталось изображение ветвистого дерева – из покрытой патиной меди, на черной от грязи цепочке.
Краем глаза я увидел, что толстяк-хозяин топчется поодаль, не решаясь подойти, а морда его кривится от страха.
– Потому что так велит моя вера, – так же неспешно, словно взвешивая каждое слово перед тем, как его произнести, сказал Пугало.
– Да, ты не врешь… ты живой… не подмена, – бородач перевел взгляд на Ярха. – Оборотень?
– Дедушка был, а я нет, – сообщил тот. – А то бы тебя покусал уже три раза.
Я думал, что тип в балахоне разозлится, но он остался спокойным и посмотрел на меня. Похоже, это какой-то местный чародей или священник… А, точно, бродячий жрец, о них Пугало упоминал, оттого и рожа у него такая дубленая, исхлестанная ветрами, и вид потрепанный.
– Нууу… – протянул бородач, и в темных глазах его появилась неуверенность.
Демоны его подери, неужели он тоже разглядит, что на мне есть какой-то отпечаток павших богов? Завопит дурным голосом, и меня отправят на казнь во славу Госпожи – не сожгут, наверное, а посадят на кол, да не простой, а живой, какой прорастет тебе в нутро так, что побеги из носа вылезут.
– Давай выпивку! Чего замер? – рыкнул Ярх, глядя в сторону хозяина. – Шевелись!
Толстяк несмело приблизился, брякнул об стол кувшином, поставил рядом три… нет, четыре кружки.
За окнами продолжал бушевать ливень, отблески молний проникали внутрь, отражались в зрачках бородача, а тот все продолжал смотреть, точно будучи не в силах оторваться. Ладно бы он так на грудь Анны Семенович пялился или на задницу Дженнифер Лопес… я-то что?
– Ну да, – сказал жрец и отвел взгляд. – Куда вы едете?
– Отведай нашего… – Пугало заглянул в кувшин, – вина. В Семанду.