– Что там такое? – спросил я, обернувшись.
– Шмотки десятка Литона, – ответил Дядюшка Ба. – Ну, все, как положено, вшивое. Давай позавтракаем, что ли?
На двоих, по-братски, мы разделили шмат копченого сала, еще одну краюху хлеба, вроде вчерашней, и пару луковиц. Пока жевали, телеги наши выстроились в линию и неспешно двинулись по дороге на юг, вслед остальному войску.
Белый Страх иногда мелькал впереди, знамени Желтого Садовника я видеть не мог, чему совсем не печалился. Наверняка под ним скачет Верховный Носитель Света Южной Четверти, а чем дальше он от меня, тем полезнее для моего хрупкого здоровья.
Дядюшка Ба беспрерывно болтал, большей частью со мной, но успевал перекидываться словечком с коллегами, управлявшими соседними телегами, для чего ему приходилось орать. Обозные были в основном мужчины почтенные, но совсем не «штатские», если можно так сказать, видно было, что оружие им держать так же привычно, как и вожжи.
Рядом с моим красноносым начальством лежал взведенный арбалет, а за нашими спинами меж вещей валялась кольчуга, два меча, один побольше, другой поменьше, и это только то, что я разглядел! Дядюшка Ба заявил, что «если супостат сунется, то мы найдем, чем встретить», и я склонен был ему верить.
Дорога, по которой мы ехали, шла через дикий лес вроде того, из которого я не вылезал последние дни, к счастью, безо всяких монументов и разрушенных храмов. Древние боги нас не беспокоили, локсы тут не водились, а патрули прочесывали заросли по обочинам.
Вдруг злобный враг затеет засаду?
Трясло на телеге немилосердно, и синяки мои понемногу начали напоминать о себе, а голова закружилась.
– Чего-то ты посерел. Вшивенько? – спросил меня Дядюшка Ба.
– Да, – ответил я.
– Ничего, у меня тут есть одно лекарство, подержи-ка пока вожжи, а ну-ка, – и он, передав мне «руль» от лошадей, полез назад, где принялся с грохотом возиться между сундуков.
Когда вернулся, на красноносой роже обнаружилось такое торжество, словно Дядюшка Ба только что получил «Оскара» за главную мужскую роль, в руке – огромная глиняная бутыль в оплетке.
– Горный мед! – заявил он, отбирая вожжи. – Пара глотков, и ты как новый!
Чтобы доказать это сомнительное утверждение, он вытащил пробку и отхлебнул. Затем почмокал, вытянув губы трубочкой, задрал брови и выпучил глаза, изображая величайший восторг.
Меня это все не убедило, и прежде чем пить, я понюхал. Пахло из бутыли медом и какими-то травами.
– Твое здоровье, Дядюшка Ба, – сказал я, осторожно поднося посудину к губам.
Эта хрень оказалась крепкой, но осознал я этот факт, только сделав положенные два глотка. На губах и в глотке осталась приятная сладость, зато в брюхе словно разожгли костер, и я мгновенно вспотел.