Это было сразу после истории с часами и после того, как Михала вызвали в Скотланд-Ярд. Михал хотел, чтобы мы были бедными, он хотел исполнять «Green Sleeves» — фунт за вечер, это чтобы я всем была обязана ему — сниматься в студии у Питера «нечестно», я была Катажина-великомученица, только что колесованная, Михал кричал и хрипел, как недорезанный петух, ноги у него подгибались, я испугалась, что не смогу его больше любить, тут-то нас и разыскал Партизан… Как только открылась дверь, Михал сразу же перестал кричать петухом и хрипеть, ноги у него опять были свои, и голос тоже свой собственный.
Но за окном постукивали чужие мужские и женские каблуки, может, там были наши враги, откуда Партизан мог это знать — оттопыривал верхнюю губу, скалил зубы, ворчал, шерсть у него вставала дыбом, бросался на окно… Михал сел рядом с ним на корточки, обнял, закрыл пасть. «Дружище, ты нас отыскал, а теперь хочешь защитить, только ты один хочешь меня защитить».
Мне стало грустно: разве я тебя не защищаю? Но Михал тем временем осматривал Партизана, когти у него были сломаны, кожа на лапах стерлась от долгого бега, весь он был в ссадинах, в шерсти полно блох и колючек, мы его накормили, он пил и пил молоко, выкупали, осмотрели, а он благодарил нас — скулил еле слышно, наконец я уложила его на тахту, мы потихонечку разделись и легли под одеяло, он тут же уснул у нас в ногах, а мы не могли спать, все время слушали, как он сквозь сон лаял на наших врагов, плакал, о чем-то просил и ворчал.
Мы боялись шевельнуться, Михал держал меня за руку и повторял: «Теперь все будет хорошо, увидишь…» — «Почему? Неужели для счастья нужна собака?» Михал прижался ко мне. «Кася, разве ты не чувствуешь, как он нас любит, жить без нас не мог, дурачок, столько миль пробежал голодный, отыскал нас в Лондоне, в дремучем лесу разыскал две травинки, Кася, подумай только, какая сила в собачьей любви, и наша должна быть такой…»
«Только не говори, что он нас любит, он тебя любит, а меня лижет, потому что я твоя», — я так сказала, и почувствовала, что во мне тоже растет такая вот собачья любовь, я ласкала Михала, ласкала по-дурацки, долго, терпеливо, а он лежал без движения, был послушный и шептал: «Мне хорошо, собака ты моя собака, мне хорошо, и я счастлив» — дышал часто, как пес.
Мы встали рано, Партизан еще спал, наверное уже без снов, но все равно все время вздрагивал, мы разговаривали вполголоса. Михал приготовил завтрак, просил меня не ходить сегодня в студию — первый день Партизана в Лондоне, наверное, важней, чем студия Питера, факт? Отобрал платье, у нас есть фрукты, вино, опустил шторы, двери на ключ и никого нет — нет людей, нет мира, мы одни, мы и наш пес, верно, Кася? Останься, не ходи в студию, у нас сегодня праздник.