А может быть, я любила не Михала, а свою любовь? А может, я больше самой любви любила мечту? Я не смела поднять глаз, изо всех сил пыталась сказать слово «простите», но только кому? Спине в красной пижаме? Кэт?
На мое счастье, вошел Бернард и поднял меня с колен, я встала и, по-прежнему держа в руках никем не замеченную, никому не нужную сережку, вышла, солнце слепило глаза. Бернард сел за руль, я рядом и той же безлюдной дорогой между заливом и газонами вернулась в гостиницу в Манхэттене.
Маленькая гостиница в узенькой улочке, мне ее порекомендовала стюардесса, сказала, англичане всегда там останавливаются, вы, наверное, тоже любите, чтобы было все старое — старый автомобиль, старая гостиница, старый друг… Я не поняла, всерьез она это сказала или в шутку, но очень быстро убедилась, что Нью-Йорк мне ни к чему, мне нужен мой старый друг, но, может быть, он больше не был моим другом?
Я лежала на старомодной кровати и ждала неизвестно чего, может быть того, чтобы Америка вместе с этой гостиницей провалилась ко всем чертям, чтобы я проснулась в Лондоне, а рядом, положив руку на мою грудь, спал Михал, во сне он почти не дышит, иногда кричит или бормочет, это когда ему снится язык Дракона, тогда я его бужу, он моргает, смотрит удивленно, а потом улыбается и с блаженной улыбкой снова засыпает, спит не шелохнувшись.
По правде говоря, я о нем мало знала, только то, что сама видела и сумела понять; и Подружка была немногословна… Его прошлое, страшная окровавленная Польша таилась в темноте, держала его за волосы и не отпускала, я тянула его к себе, но он не разрешал прикасаться к прошлому, признавал только «сегодня» и «сейчас», но не давал отрубить «вчера» и «давно», как же он меня теперь отрубит? Волос у него нет, он подстрижен ежиком, но все равно я держу его за волосы… не спал он, когда я стояла на коленях, не мог он спать, притворялся. Это Кэт тянет его к себе — сил не хватит. А может, долгое ожидание погасило радость от моего приезда?.. Слишком долго я велела ждать, милый, прости меня! Глупый, закопал память обо мне и думает, что забудет, может, он и сам готов рубить по живому, но все равно не забудет, теперь и я знаю, прошлое забыть нельзя.
Решила ждать. Нельзя всерьез принимать выходку больного, надо ждать, когда Михал выздоровеет, и тогда поговорить с ним без спиц над головой, если Михал скажет — я несчастлив, ничто не заставит меня от него отречься, Джеймс отпустил меня, я свободна.
У меня была бабка — шотландская пуританка, видно, я от нее унаследовала упрямство мула, ожидающего «второго пришествия», презирающего то, что есть, сгинь, сгинь, проклятая бабка! Михал тут. Нет любви на расстоянии, Михал за мной послал, Михал не может меня прогнать.