Лежа в древней кровати под овчиной, такой грязной, что кожа стала на ощупь как резина, он понял, что его даже не вымыли после всех его лесных мытарств. Этот факт расстроил его, чуть ли не до слез.
— Добро пожаловать, — сказал человек с белым лицом. Голос был каким-то неестественно низким. Из-за внезапного оживления рта и тембра голоса мужчина показался Люку моложе, чем тогда, когда только снял маску. Ему можно было дать лет двадцать с небольшим, может даже, девятнадцать.
Люк кашлянул, чтобы прочистить горло, в котором будто застряли иголки. Сглотнул. — Где я нахожусь? — Его голос был скрипучим и сухим, будто надломленным.
— К югу от рая, — без улыбки ответила фигура низким голосом, звучавшим еще абсурднее, чем в первый раз.
Из головы барана вырвался тонкий ехидный смех гиены, приглушенный маской. Фигура наклонилась вперед, ухватилась за свою ужасную, покрытую шерстью голову, и после короткой возни сняла. Выпрямив спину и откинув голову назад, юноша смахнул с мокрого лица длинные черные волосы. Несколько прядей, не толще обувных шнурков, прилипли к влажным щекам.
Его тонкое лицо, по-мальчишески симпатичное и в то же время напоминающее куницу, тоже было покрыто белым гримом. Но на щеках были намазаны малиновые полосы, будто оставленные кровавыми слезами. Кровоподтеки были также нарисованы под ноздрями и в уголках черных губ.
Люк сглотнул. — Кто вы?
В ответ «баран» издал жуткий звук, что-то между лаем и пронзительным визгом. Потом юноша хихикнул. Бледно-голубые глаза блеснули из черных глазниц весельем. Он прокричал что-то похожее на «Оскар Рэй».
Люк нахмурился, сглотнул еще раз, и еще. — Оскар Рэй?
— Оскерай! — снова взвизгнул «баран», выглядя еще более безумно, когда, вытащив из ночной рубашки две тонкие белые руки, вскинул их вверх.
— Мы — дикая охота, — сказала высокая фигура напыщенным тоном, с сильным акцентом.
— Последнее собрание, — дерзкий, возбужденный женский голос прокричал из жуткой головы зайца. Несмотря на то, что Люк знал, что под маской зайца скрывается человек, от его безумных глаз и грязных зубов ему было не по себе.
— Я не понимаю, — сказал Люк, надеясь, что они не чувствуют глубины его страха и тревоги. У него хватало жизненного опыта, чтобы знать, что крайне ошибочно проявлять подобное в компании лиц с неустойчивой психикой.
Под ужасной маской зайчихи обнаружилась голова девушки лет девятнадцати, может моложе. Ее пухлое лицо было тоже накрашено, но в отличие от других, создавших себе гротескные выражения, напоминавшие властные гримасы или кровавый оскал, она подошла к использованию черно-белого грима более искусно. На ее круглом лице застыло выражение злобного веселья, а ярко-красные брызги вокруг рта словно говорили о каком-то недавнем садистском акте.