Он вскочил слишком быстро и упал на шкаф. Деревянная кружка стукнула об пол, кувшин покачнулся, расплескав остатки содержимого по поверхности шкафа. Отпирающий дверь заторопился.
Прежде чем Люк успел выпрямиться, он заметил маленькую пожилую женщину в длинном платье, быстро устремившуюся к нему из двери. Из-под длинного черного платья, скрывавшего ее тело до самого морщинистого подбородка, раздавался громкий стук маленьких ног. Этот стук болью отозвался у него в голове.
Легким прикосновением маленьких ручек она вернула его в постель. Он сел, жмурясь от вибрирующих волн боли, накатывавших из середины головы и разбивавшихся о тыльную сторону его глаз. Ему показалось, что его вот-вот стошнит. Перед глазами все распалось на серебристые точки, шея онемела. Его вырвало. Сильный спазм в животе вызвал струю грязной жидкости изо рта. Пожилая женщина что-то пробормотала по-шведски.
Самыми отдаленными уголками своих отравленных желчью чувств он определил присутствие в комнате еще одной фигуры. Когда она заговорила на языке, больше напомнившем Люку норвежский, чем шведский, он узнал голос юноши, на котором раньше была маска барана.
Тошнота отступила, и стены комнаты замерли на месте. Люк снова посмотрел на старуху. Ее лицо ничего не выражало, только маленькие черные глазки поблескивали из глазниц, таких старых, что кожа в них напоминала скорлупу грецкого ореха. Что-то было в этих глазах странное и сильное, отчего он не мог смотреть в них долго.
Ее губы были втянуты в рот. Нижняя челюсть испещрена глубокими морщинами и покрыта волосами. Яркие белые волосы на крошечной головке были очень густые, но короткие. И похоже, она подстригала себя сама, с помощью ножа и вилки.
От ее вида ему вдруг захотелось расхохотаться, но ее странность вызвала в нем какое-то давящее чувство тревоги. Ее кожа была серой и местами желтоватой, как у заядлого курильщика. Ростом она была не больше четырех футов, и издали напоминала ребенка в своем закрытом, похожем на домотканое платье. Еще одна деталь усилила его дискомфорт. Поверх черного платья, на ней был надет длинный, до пола, фартук, некогда белый, а теперь покрытый какими-то бурыми разводами.
— Я не подойду к тебе, если будешь блевать, — ухмыляясь, сказал юноша из-за спины старухи. Детское кружевное платье исчезло с его тощего тела. Вместо него на нем была футболка, украшенная логотипом группы «Горгорот» и фотографией музыкантов, чьи лица были обезображены черным, белым и красным гримом. Потрескавшаяся белая краска на лице юноши заканчивалась под подбородком. Горло было чистым, но все равно очень бледным и худым, а выпирающий кадык делал его каким-то особенно угловатым. В женственных руках он держал поднос. — Никто из нас не умеет готовить. Мы только жжем воду! А вот она умеет. Так что если хочешь, тушенка будет хоть каждый день.