И, обращаясь к нему, он невольно воскликнул тоном полунасмешливого восхищения, который сложился за годы его знакомства с Эдвином Фроулишем:
— Хелло, дружище! Вот уж кого не ожидал встретить! Очередные поиски местного колорита?
— Не здесь, не здесь, Ламли… — таинственно забормотал Фроулиш, не отвечая на его вопрос. — Давайте, — лицо у него исказилось судорогой, и он шепнул Чарлзу на ухо: — пойдем и выпьем. Там, где нам не будут мешать.
Очутившись в портерной, Фроулиш сейчас же забрался в самый темный угол и засел там, предоставив Чарлзу добывать пиво. Не выказывая изумления — да и не испытывая его, — Чарлз принес и поставил на стол две пинты жидкого эля. Теперь можно было приступить к разговору.
— Вы меня спрашивали, что я здесь делаю, — бормотал Фроулиш между глотками, которые он отхлебывал с характерной для него жадностью и одновременно отвращением. — Нет, я не ищу здесь местный колорит: я романист не этого рода, я не стремлюсь к реакционной фотографичности.
— Только, пожалуйста, без деклараций: сейчас вы объявите себя антинатуралистом или еще кем-нибудь в этом роде, — с усмешкой остановил его Чарлз. Он был мойщиком окон и стоял выше всей этой интеллигентской дребедени. — Вы скажите мне прямо, если это не секрет, что вы тут делаете?
— Ну, как вам сказать, — ответил Фроулиш, ломая и судорожно крутя свои короткие пальцы. — Бетти отыскала здесь для нас пристанище, а, что касается меня, мне все равно, где находиться, раз я пишу роман. Тут довольно тихое место.
— Бетти? — спросил Чарлз, роясь в обрывках воспоминаний, которые еще ютились на задворках его мозга в ожидании окончательной прочистки.
— Ну разве вы не помните Бетти? Она бывала на вечеринках у Алана.
Чарлз только раз был на вечеринке у этого неприятного для него молодого человека и постарался ускользнуть еще до начала пьяных объятий, но что-то зашевелилось в ворохе памяти и смутно вспомнилась главная приманка того вечера — высокая, гибкая девушка в пижамных брюках и с распущенными по плечам волосами.
— Вот не знал, что вы… — тут он приостановился, отыскивая слово, — что вы ухаживали за ней.
Фроулиш захохотал, сотрясаясь всем своим пухлым телом.
— Ухаживал! Да я жил с ней весь третий курс.
— Вот как? Этим, должно быть, и объясняется, что вы так и не получили диплома.
Сказав это, Чарлз поразился — как прямолинейно, как грубо и откровенно может он теперь говорить. В прежнее время он ни за что не решился бы затрагивать личные темы, да еще так вызывающе, хотя бы и по отношению к заведомому эготисту Фроулишу, которого он, конечно, ни капельки не смутил.