На правом фланге усилились выстрелы. Наступал первый батальон. Карцев ясно видел Вернера, бегавшего вдоль цепи. Вот он выхватил шашку, взмахнул ею, и третья рота, поднявшись, побежала к деревне. Германские пулеметы затакали часто и горячо, и вдруг ряд коротких громовых ударов, следовавших один за другим, потряс воздух. Третья рота, оторвавшись от батальона, бежала вперед, и простым глазом было видно, что до первых строений ей оставалось еще шагов четыреста, не меньше. Вернер очутился позади солдат, потом опередил их, замахал шашкой, и «ура», выкрикнутое им, донеслось до десятой роты. Потом он сразу исчез, точно провалился в яму. Рота валилась под пулями. Шагах в двухстах от деревни она залегла и до конца боя уже не двигалась вперед. Из-за рощи ударили русские пушки, и Карцев услышал радостный голос Васильева:
— Ай да молодцы артиллеристы! Как бьют, как бьют!..
Десятая рота пошла вперед, но Васильев изменил направление: он вел ее во фланг, в обход деревни.
— Возьмем их, возьмем! — уверенно говорил он. — Ползите к ним, прячьтесь за каждой кочкой, за каждым кустиком. Вперед, ребятушки! Чем скорее достигнем немцев, тем безопаснее.
Он управлял движением солдат, шутил, переходил от одного взвода к другому, заговаривал с самыми робкими и вел роту все ближе к тому рубежу, за которым уже не могло быть отступления, а только стремительный удар по противнику.
— Ну, вот и время! — прокричал Васильев звенящим голосом. — По передним равняться! С богом, за мной, в атаку! Ура!
Карцеву показалось, что кто-то поднял его и бросил вперед. Он, крича, скачками несся вперед, и рядом с ним, и обгоняя его, бежали с винтовками наперевес и тоже кричали солдаты. Он увидел Черницкого без шапки, Чухрукидзе — с оскаленными зубами, Голицына — ощетинившегося и колючего, наклонившегося вперед, с подрагивающим штыком, Рогожина — красного, с раскрытым в крике ртом. Все они бежали, охваченные желанием бить и колоть врага.
Карцев перескочил через канаву. Фуражка дернулась у него на голове, точно ее хотели сорвать, но он все бежал и бежал вперед. Шрапнель с визгом пролетела над ним и разорвалась шагов за сто впереди, и он, ликуя, с глубокой благодарностью подумал, что это русская шрапнель, которая охраняет его, действует с ним заодно. Он уткнулся в забор, с размаху, как на гимнастике, перескочил его.
— А, то-то же! — злобно крикнул он, наблюдая, как люди в зеленоватом обмундировании улепетывали что было силы. Опустившись на колено, он вскинул винтовку. И сейчас же несколько человек стали стрелять в немцев.