— Владимир Никитич говорил мне, что вы любезно согласились заниматься с Алей.
«Кто это Владимир Никитич? Ах, да — капитан Васильев! Странно: все время «его высокоблагородие» и вдруг — Владимир Никитич!» Петров улыбнулся. Он условился о времени занятий, покраснел, когда речь зашла о плате, и невнятно проговорил:
— Это неважно, сколько сможете, столько и заплатите.
Капитанша протянула руку (удивительно приятно было ее пожатие), и вслед за нею капитан неловко подал свою.
Петров начал регулярно ходить на квартиру к Васильеву. Узнав об этом, Смирнов сразу изменил отношение к «вольноперу», стал вежлив, даже раз позвал к себе и познакомил со своей дочкой, такой же короткой и мясистой, как и он сам, с круглыми кукольными глазами.
Васильев старался дома не встречаться с вольноопределяющимся. Двойственность создавшихся у них отношений была ясна Петрову. Васильев, как истый военный, не выносил «штатского душка». Еще в первые дни пребывания Петрова в роте он сделал ему замечание:
— Как-то вы не по-солдатски держитесь. Надо забыть штатские манеры. Здесь они неуместны и даже вредны.
И вот извольте: «нижний чин» — учитель его дочери! По натуре мягкий и доброжелательный, Васильев некоторое время не знал, как вести себя с Петровым. Наконец привык к нему, перестал стесняться, оставлял даже пить чай.
Жена капитана Валентина Сергеевна иногда приходила на уроки дочери и садилась с вышиванием в низенькое кресло. После урока она с любопытством расспрашивала Петрова о его жизни, о родителях, о его планах. Получалось это у нее просто и сердечно, и ему были радостны ее расспросы, была приятна эта белокурая женщина, он невольно замечал ее высокую грудь, стройную, маленькую ножку. Валентина Сергеевна рассказывала об офицерской жизни провинциального города, скучной и неинтересной, где каждый знал всю подноготную про других, и если на какой-то вечер должен был явиться молодой подпоручик в новом мундире, то еще за несколько дней полковым дамам было ведомо, что мундир сшит у такого-то портного в рассрочку. Все поочередно бывали друг у друга, сплетничали, ходили в офицерское собрание и давно друг другу надоели.
Петров очень скоро перестал держаться настороже в присутствии Валентины Сергеевны, делился воспоминаниями о семинарии, говорил о твердом своем желании стать врачом. Она кивала головой, продолжала вышивать, грустно говорила:
— Нет, плохо у нас живут офицеры. Играют в карты, пьют, своим делом мало интересуются. Молодежь петушится, хорошие книги мало кто читает. Не то что Володя…
Он слушал ее, боясь взглядом или движением выдать себя, трепетно смотрел на ее розовую шею и в смятении думал: «Боже мой, Валентина Сергеевна… Валя! Какая вы изумительная, какая чудесная!.. И неужели вы любите этого маленького, тонконогого человека?»