Врачи осмотрели его вдоль и поперек, не заботясь скрыть свои подозрения, что имел место какой-то дикий случай детской эксплуатации. Но они обнаружили десятки укусов, неотличимых от тех, какие оставляла распространенная в этой местности разновидность ос. Эта находка вкупе с тем, что Эдгар и Лорена Хиггинботтом были, наверно, добрейшими людьми всего Дир-парка, а возможно, и всего мира, быстро разрушила недоверие врачей по отношению к родителям.
Хотя они не меньше ста раз сказали, насколько невозможным казалось то, что осы преследовали только Тика и больше никого, и то, что они вообще появились в середине зимы, врачи в конечном счете сдались и выписали Тика.
«Должно быть, у меня дико сладкая кровь», — подумал Тик, недобрым взглядом сверля бинты на руках.
Еще более странной вещью, чем прицельность нападения и исчезновения Осокрыса, было то, как быстро Тик выздоровел. Он почти чувствовал разочарование от того, что пропустил всего пару учебных дней. Почти.
Лежа в постели и смотря в потолок поздним вечером следующего вторника, он не мог уснуть. Сейчас Тик боялся больше, чем когда-либо в жизни. Он рисковал своей жизнью, и ради чего?
Он устроил семье спектакль, держась молодцом и откалывая шутки, он он понимал, что делает это скорее для себя, чем для остальных. Он не хотел принимать ужас пережитого, не хотел думать о том, что может последовать. Но после ужина на него навалился страх, и он никогда не чувствовал себя более безнадежно.
Вздохнув, он сел на кровати и вытащил из ящика стола письмо с подсказками. Когда он это сделал, его покинула последняя унция мужества. Он тихо вышел из своей комнаты и спустился по лестнице в гостиную.
Это была единственная в доме комната с камином.
Через двадцать минут горящий газ в камине наполнил теплом всю комнату, и вентилятор донес до Тика, сидящего перед камином и глядящего на языки пламени, теплый и успокаивающий воздух. Остальные члены семьи давно уснули, и он был очень, очень осторожным, чтобы не разбудить своего беспокойного папу. Для Тика настал момент истины, и ему нужно было побыть одному.
Он крепко сжал первое письмо в правой руке, обхватив сморщенный кусок картона кулаком. Он не знал, как это действовало, но он верил инструкциям этого загадочного М. Д. Если он хотел все это прекратить, ему нужно было всего лишь сжечь письмо, и все странные вещи «отступятся». Тик не сомневался, что это правда, как не сомневался в реальности Осокрыса, Трепетных Духов и восьмифутовой женщины по имени Нафталин.
Сжечь письмо — остановить сумасшествие.
Эта мысль появилась у него не меньше тысячи раз с тех пор, как он оправился от атаки насекомых. Всего две подсказки, впереди еще десять, и он хотел сдаться. Отчаянно хотел сдаться. Как мог он продолжать действовать, если его могут подстерегать штуки похуже, чем Осокрыс? Как мог он, Аттикус Хиггинботтом, мальчик с неплохим мозгом, но с тринадцатилетним телом, бороться против этого непонятного противника? Как мог он это делать?