Но близлежащим пространством Марк Ривун не ограничивался. Закрыв глаза, он трепетно разделял сложные шумы на отдельные составляющие и узнавал, что на востоке от детдома течет спокойная река, через которую перекинут автомобильный мост на толстых каменных ногах. У широких прибрежных опор часто скапливались ветки, и пенилась мутная вода. С противоположной стороны реки в город шли груженые машины, а обратно — пустые. Ниже по течению находился железнодорожный мост с большими дугообразными фермами, о которые затейливо дробился перестук колес редких поездов.
Сам город лежал южнее детдома. Основная улица тянулась вдоль реки. Она была широкой и прямой, потому что все звуки оттуда последовательно нанизывались друг за другом, как цветные кольца на детской пирамидке. Марк определил, что переулки, примыкавшие к улице, застроены дощатыми домами с густыми палисадниками. Это легко было узнать по колонкам с водой, торчавшим вдоль главной улицы. Звон ведер рядом с ними был один, а как только человек отходил в сторону, листва мягко глушила металлический звук, а потом его пытались скрыть деревянные перегородки.
На дальней окраине города недавно началась стройка. Сначала шумные механизмы рыли котлован, а затем рабочие стали возводить высокие кирпичные стены.
Жизнь в городе протекала монотонно. Изредка по праздникам в городском парке у реки из двух хриплых динамиков струилась танцевальная музыка, а когда темнело, громко хохотали пьяные женщины, и случались драки.
Молчал Марк Ривун до семи лет. Возможно, молчание продлилось бы и дольше, если бы однажды летом 1937 года в какофонии звуков он не уловил свое имя. В кабинете заведующей его обсуждали две женщины.
— Я готовлю списки для перевода детей в школу-интернат, — уверенно говорила заведующая, макнув перо в чернильницу. Марк слышал, как стальное острие пронзило тонкий слой чернил и ткнулось в стеклянное донышко. — В твоей группе, Нина, немой мальчик с безобразной шеей. Как его…
— Марк Ривун.
— Да-да. Для нормальной школы он не подходит. Придется отправить в психиатрическую больницу. Подготовь завтра бумаги.
— Больница — ведь это навсегда, — несмело возразила воспитатель. — Может, направим мальчика в школу для глухонемых?
— А он что, соображает?
— Мне кажется, мальчик достаточно развит, всё понимает, только говорить не умеет.
— Только! — усмехнулась заведующая. — Ривун не знает языка глухонемых. Как он будет учиться?
— Он не глухой, он слышит.
— Что толку! Надо было раньше перевести его в специнтернат и не мучиться.
— Я с ним никогда не мучилась. Он тихий. В больницу его всегда можно будет отправить.