Остановились как-то на деревенской прибрежной ярмарке — десяток возов и два десятка лодок. Добрать свежих продуктов — кур в основном, меда, сушеных яблок, хлеба и сыра. Так не удержался и купил, не глядя, местную гитару. Задорого. Для местных крестьян задорого. Потому как инструмент не совсем местный, а привозной из Валенсии. И только потом, когда отплыли, увидел, что в это гитаре аж десять струн из воловьих жил. На грифе колки веером. А сама больше на мандолину — переросток похожа. А то и на индийский этот, как его… под звон которого Кришну харят?
А-а-а-а-а, где наша не пропадала. На двенадцатиструнке играл, и к этой приловчился. Настроил струны попарно, без шестой. Корявенько, без основного баса, но тренькать можно. Что и делаю, облокотившись на надстройку, мелодии молодости пощипываю — из осторожности только медленные. А то, как «Рамштайн» про два патрона включу, так меня свои же люди сдадут в инквизицию на перевоспитание. И не подумайте о них чего плохого. Не от корысти или злобы — только от страха Божьего за спасение моей души.
Детишки литейщика расселись рядом на палубе — никакого чинопочитания, и канючат «еще», да «еще».
Не понял, я что, со своим десятком блатных аккордов у них тут за крутого шоу-трубадура проскакиваю? Похоже, что так.
Пощипал на бис «Зеленые рукава», сугубо инструментально. Мелодия на все времена и на все возраста.
Тут и стрелки подтянулись, матросы, и хотя дистанцию держат, но уши у всех как локаторы.
Стемнело.
Фонарики повесили.
А они все ждут продолжения концерта. Ненавязчиво так, словами не просят, но атмосферой давят. Сенсорный голод у людей. Понять можно.
Подумал я здраво и обокрал БГ на стихи, как он сам у итальянцев с ирландцами музычку тырил. Грубо перевел для детей на немецкий «Под небом голубым» и запел про то, что «есть город золотой…».
А голос-то у меня оказался нехилый: сильный, бархатный и красивый. Басков отдыхает. Хотя я и так принц, Феб — красавчик златовласый, девки благородного звания сами на шею вешаются. Это уже перебор с бонусами или такое чувство юмора у того кто меня в это тело засадил.
Потом перевел ту же песню на язык франков и спел уже для всех.
— Чьи это стихи? — спросил дон Саншо.
Пришлось потупиться скромно и сказать
— Мои.
— Тебя точно надо чаще бить по голове, — покачал он головой. — Надо же какая прекрасная куртуазия… А раньше ты только на дудочке свистел, как пастушок.
Что только про самого себя не узнаешь вот так ненароком.
Потом я еще несколько медленных композиций сбацал, чтобы избыть накатившую тоску по податливому женскому телу — в школе мне это помогало. Тут тоже этот рецепт оказался универсальным. Все же возраст у тел одинаков. После «Гёрл» и «Мишель» давление спермотоксикоза на мозги малехо отпустило.