Иван Иванович удивленно поднял брови.
— Опять новое увлечение! А это что у тебя? — Он осторожно потрогал лиловую припухлость на лбу Ольги. — Кто тебя стукнул?
— Я сама стукнулась.
— Еще первую вещь не написала, а уже шишку набила! — с ласковой насмешкой промолвил Иван Иванович, целуя ушибленное место. — Ты думаешь, легкое дело — специально работать в газете?
«Почему он всегда обращается со мной, как с маленькой?» — обиженно подумала Ольга.
— Я не гонюсь за легкими делами, — тихо сказала она.
— Тут надо, помимо таланта, иметь огромную волю к труду, — словно не заметив ее возражения, продолжал Иван Иванович. — Иначе получится богема. Ведь в нашем обществе немало еще и людей и настроений отсталых. Вон Гусев… Не подписал письмо в обком. Дескать, это групповщина, и направлена она против райкома партии…
«Сейчас все переведет на медицину!» — подумала Ольга огорченно.
— Я не собираюсь стать писателем, но мне нужно настоящее занятие, и я с радостью буду работать хоть день и ночь, если почувствую, что нашла его.
— То-то и оно, если почувствуешь! На любом поприще можно быстро обнаружить свою никчемность, а в художествах (литературе в частности) столько бездарных людей путается всю жизнь. Тут особенно легко льстить себе и другим. Не обижайся за откровенность, я ведь добра тебе желаю. Ну-ка прочитай, что ты написала!
Иван Иванович сел рядом на стул, облокотился и приготовился слушать. Несмотря на предубежденность он заинтересовался. Трудно дать свое первое произведение на критику после такого предисловия, и в то же время Ольга почувствовала себя задетой за живое, не зная, что готовность, с которой она приняла этот своеобразный вызов, являлась естественным побуждением людей пишущих — иметь читателя и слышать его мнение.
— Я не совсем закончила. Еще буду переписывать… — И она приступила к чтению.
Иван Иванович слушал внимательно, но лицо его тускнело и тускнело.
Сказать свое мнение об очерке (скорее всего это был очерк) он собрался не сразу. Ольга ожидала, опустив глаза, беспокойно и машинально вертела в пальцах бумажный жгутик. Она и не представляла, что необходимость получить оценку так взволнует ее. Иван Иванович медлил. То ли волнение Ольги сообщилось ему, то ли сдерживала мысль о ее трудовой неустроенности, но у него просто язык не поворачивался высказать осуждение.
— Ничего! — с притворной развязностью сказал он наконец, отводя взгляд в сторону. Попрактикуешься, набьешь руку.
— Нет, ты скажи прямо! Я не хочу, чтобы ты льстил мне!
И опять какая-то проклятая слабость прищемила язык Ивану Ивановичу.