— Я верю вам! Вы спасли мне жизнь… Теперь я вам верю, как самому себе, как Люции… Можете рассчитывать на меня, если вам понадобится помощь… По гроб жизни буду вам благодарен! — обрадованно воскликнул он, не помня себя от счастья.
Тут в контору вошел запыхавшийся Матеуш и вручил Каролю записку, содержавшую всего несколько слов: «Приду… Люблю… люблю…»
— Ну мне пора! Я спешу к жене, она ведь ничего не знает, а я ее так обидел! Теперь я опять здоров и весел и по дружбе скажу вам кое-что по секрету: берегитесь Морица и Гросглика, они хотят вас съесть. До свидания, дорогой пан Боровецкий!
— Благодарю за предостережение, но оно мне мало что говорит.
— Больше ничего не могу сказать. Будьте здоровы! Желаю здоровья вашему отцу, невесте, детям.
— Спасибо, спасибо! И если еще раз получите что-нибудь подобное, прошу уведомить меня. А письмо оставьте, надо установить, кто написал его.
— Я этого мерзавца в тюрьму засажу! Его в Сибирь на сто лет сошлют! Дорогой пан Боровецкий, вы всегда можете рассчитывать на меня!
Он бросился Каролю на шею, расцеловал его и выбежал вон.
«Мориц и Гросглик хотят меня съесть! Важная новость!» — Эта мысль целиком завладела Боровецким, и он забыл об анонимном письме, о своей клятве и вообще о визите Цукера, так его взволновавшем.
Кроме четырех преферансистов и четы Травинских, все гости уже разошлись. Начинало смеркаться, и Кароль, выбежав из дома, сел на извозчика и, велев поднять верх, поехал на свидание с Люцией. Он прождал около четверти часа и уже начал нервничать.
Когда она показалась на тротуаре, Кароль высунул голову, и Люция, заметив его, вскочила в пролетку, бросилась ему на шею и осыпала поцелуями.
— Карл, что случилось?
Он ей все рассказал.
— То-то он пришел такой радостный и подарил мне этот сапфировый фермуар. И непременно хочет ехать сегодня в театр.
— Из этого следует, что нам на время надо перестать встречаться, чтобы отвести возможные подозрения, — говорил он, привлекая ее к себе.
— Он сказал, что отправит меня к своим родным в Берлин на это время, понимаешь…
— Тем лучше. У него не будет оснований подозревать нас.
— Карл, ты будешь приезжать ко мне? Я умру, если ты не приедешь, правда, умру! Приедешь? — пылко спрашивала она.
— Конечно.
— Ты меня еще любишь?
— А разве ты не чувствуешь этого?
— Не сердись, но ты теперь не похож на моего прежнего Карла… Ты стал такой… холодный…
— А ты думаешь, большое чувство может длиться всю жизнь?
— Да, потому что я люблю тебя с каждым днем все сильней, — призналась она.
— Все это очень хорошо, Люци. Но нам надо обдумать наше положение, ведь вечно так продолжаться не может.