— Я загубил свою жизнь! — произнес он вслух и в безотчетном порыве вскочил с дивана; мысль эта — порожденье скрытой работы мозга — пронзила его острой болью, ослепила беспощадно-ярким светом.
Он стал вглядываться в темноту и, словно внезапно прозрев, увидел все новыми глазами.
«Почему?» — растравляя душу, спрашивал он себя и, открыв окно, погрузился в размышления.
До него доносились слабые отголоски шума — город затихал, погружаясь в сон, навеваемый волшебной весенней ночью. Зеленоватый сумрак, пронизанный мерцающим светом звезд, окутал его, как покрывалом.
Из окна кабинета виднелось безбрежное море тьмы, из которой редкими светлыми островками выступали работающие фабрики, и ветер доносил их глухой гул, подобный далекому шуму леса.
«Почему?» — задавался он снова вопросом, готовясь дать отпор воспоминаниям, которые, разворачиваясь как свиток, воскрешали перед ним всю его жизнь вплоть до мельчайших — забытых, а сейчас оживших в памяти — подробностей. Он гнал их от себя, противился, но в конце концов покорился и стал прислушиваться к себе, с болезненным жадным любопытством присматриваться к своей жизни, к сорока прожитым годам, которые, как нить, разматывало перед ним веретено времени.
Город спал со своими фабриками, которые, как полипы, присосались к земле, а над ними тысячи электрических солнц, вперя в темноту голубоватые очи, огнеголовой журавлиной стаей зорко стерегли спящего Молоха.
«Какой есть, такой есть, значит, другим быть не мог!» — вызывающе, высокомерно произнес он, но не смог заглушить голоса проснувшейся совести, и попранные идеалы, поруганная вера, загубленная эгоизмом жизнь стоном отозвались в душе, укоряя его в том, что он жил только для себя, тешил свое тщеславие, непомерную гордыню и все принес в жертву богатству.
— Да, я эгоист… Да, я пожертвовал всем ради карьеры… — повторял он, как бы нанося этими словами самому себе пощечины, и волна горечи, стыда и унижения захлестнула сердце.
Всем пожертвовал, а что получил взамен? Деньги — этот презренный металл? Но они не заменили ему друзей, не принесли ни счастья, ни удовлетворения, ни душевного покоя, зато лишили всего — даже желания жить.
«Человек не должен жить только для себя, иначе это неминуемо обернется для него несчастьем». Эту прописную истину он только сейчас осознал по-настоящему, понял ее глубинный смысл.
«Вот почему я проиграл свою жизнь», — подумал он и, вспомнив Анку, написал ей пространное письмо, прося дать совет, как устроить приют для детей рабочих.
И снова его одолели мысли, но теперь они были о другом — о поисках выхода из теперешнего положения, о цели на будущее, о долгих годах, страшивших его пустотой и скукой.