— Я еще не назвал самых достойных, таких, как пани Цукер, пани Волькман.
— Эти не считаются. Одну муж держит под замком, а другой некогда на свет Божий выглянуть, каждые три года четверо детей.
— А пани Кештер, она вам что, не образец? А пани Гросглик не пример? Ну, что скажете?
— Ничего не скажу.
— Вот видите, — обрадованно вскричал доктор, подкручивая усики.
— Я реалист и потому ничего не скажу — только некрасивые женщины в счет не идут, это такой негодный товар, что его даже Леон Кон не возьмет на комиссию, а он-то все берет.
— А я их беру в расчет и ставлю в первый ряд. У них, кроме обычной, природной порядочности, есть еще этика.
— Этика? Это что за товар? Кто им занимается? — вскричал Фишбин, заливаясь смехом.
— Фелюсь, хохма на все сто процентов! — крикнул ему через стол Леон Кон, хлопая в ладоши.
Доктор ничего не ответил, он пил горячий кофе, который ему налил Феликс, и все крутил усики, отряхивал сюртук да засовывал манжеты в рукава. Внезапно он обратился к сидевшему рядом соседу, который в молчании усердно выпивал и ежеминутно протирал очки красным фуляром.
— А ты, адвокат, такого же мнения о женщинах, как пан Феликс?
— Пхе, да это… видите ли, уважаемый… как бы это выразить… гм… — И, махнув рукой, он отхлебнул пива, зажег гаснувшую папиросу и стал разглядывать огонек спички.
— Я спрашиваю вас: что вы думаете о женщинах? — наступал доктор, готовясь к новой схватке за женскую честь.
— А я ничего не думаю, уважаемый, я пью пиво, — надменно махнул рукою адвокат и всем лицом уткнулся в кружку со свежим пивом, которую поставила перед ним кельнерша.
Он долго пил, а потом выжимал белую пену из редких усов, свисавших на губы, будто рыжеватая соломенная стреха.
— Нет, вы мне покажите порядочную женщину, и я ей пошлю шелк от Шмидта и Фитце, шляпу от мадам Гюстав и небольшой чек на какой-нибудь банк за подписью Гросглика, а потом расскажу вам о ней немало любопытного, — снова принялся за свое Феликс.
— Вы это можете рассказывать в Балутах, там, пожалуй, вам поверят и оценят ваше мнение, но мы-то вас, пан Феликс, знаем.
— И вы, пан редактор, со своей шпулькой сюда же?
— Потому как вы вздор несете, просто уши вянут, — ответил кто-то вместо редактора, который с досады отправился в буфет.
— Кузен, не спи! — закричал Бум-Бум.
— Zeit ist Geld! Чей счет? — пробормотал кузен, ударяя кружкой по столу, и попытался поднести ее ко рту, но не донес — кружка выпала из его руки, покатилась по полу, пиво разлилось, а он, ничего не сознавая, повернулся в кресле боком, прикрыл лицо салфеткой и продолжал спать.