— Чего бы ты, красавица, хотела? Ну, скажи, малютка! — шептал Леон Кон, стараясь поцеловать вырывавшуюся из его рук кельнершу.
— Оставьте меня в покое, пустите меня! — И она энергично дернулась прочь.
— Чего ты, малютка, возмущаешься? Я плачу, это я имею право возмущаться, я — Кон, Леон Кон!
— Какое мне дело, кто вы, пустите меня! — громче закричала она.
— Да иди ты к черту, дуреха! — презрительно бросил Леон вслед кельнерше и принялся застегивать жилет и сюртук.
— Мориц, хватит тебе пить, пошли домой, есть важное дело, — нетерпеливо убеждал Кароль, меж тем как захмелевший Мориц, спрятав лицо в ладони, на все его речи отвечал одно:
— Я Мориц Вельт, Пиотрковская, семьдесят пять, первый этаж. Пошел к черту!
— А к вам, пан Кон, у меня небольшое дельце, — сказал Кароль.
— Сколько вам надо? — Леон, причмокнув, щелкнул пальцами и достал бумажник.
— А вы догадливы, — усмехнулся Боровецкий.
— Я — Леон Кон! Сколько?
— Завтра пан Мориц скажет, я только хотел проверить. Благодарю.
— Вся моя касса, весь мой кредит к вашим услугам.
— Премного благодарен. Срок не более трех месяцев.
— Кто говорит о сроках? Между друзьями о таких пустяках и речи не должно быть!
— Принеси мне содовой, — буркнул Мориц.
Когда Кароль принес, Мориц стал пить прямо из сифона.
— Слушай, Шубе, — беседовали за спиной у Кароля, — сколько тебе стоит твоя Юзя?
— О, товар дорогой, если ты хочешь купить сейчас.
— Нет, я подожду до аукциона, я подожду. Но все равно скажи, потому как в Лодзи говорят, что ты тратишь на нее тысячу рублей в месяц.
— Может, тысячу, а может, пять, не знаю.
— Разве ты не платишь?
— Плачу, еще как плачу — да все векселями. За квартиру вексель, за мебель вексель, за портниху вексель, все векселями. Откуда же мне знать, сколько стоит все вместе, я это узнаю тогда, когда обанкрочусь и выясню, сколько процентов они согласятся взять. А пока ничего не знаю.
— Ну, это гениально!
— Слышишь, пан Кон, о чем толкуют там, позади нас?
— Слышу, слышу. Подлость наипервейшая, но умно, очень даже умно!
— Ты хочешь, чтобы я поехал домой? — спросил Мориц.
— И немедленно, дело очень важное.
— Для нас?
— Да, для нас, исключительно важное, поверь.
— Ну, если так, я уже почти трезв. Идем.
Кароль взял под руку Морица, который, пошатываясь, с трудом удерживал равновесие, и оба вышли, а вслед за ними вырвался из раскрытых дверей гул кричащих и поющих голосов и, прокатившись по тихому, темному двору, рассеялся в пространстве и во мраке.
Небо над Лодзью уже светлело — все более четко проступали на нем черные трубы, блестели крыши в бледных лучах нежного жемчужно-розоватого света, мягко озарявших землю.