— Что же такое совершил ваш отец?
В голосе князя не было любопытства, однако вопрос прозвучал как команда, и Алида не задумываясь, ответила:
— Он женился на моей маме… которую дядя не одобрил… — Вдруг она вспомнила, что дядя не велел рассказывать в Петербурге о женитьбе отца. Она повернулась к князю и со страхом в голосе произнесла: — Мне запретили говорить об этом. Пожалуйста, не говорите Мэри, что я рассказала вам!
— Все, о чем мы здесь говорим, останется между нами, — пообещал князь. Немного помолчав, он добавил: — Я попросил великую княгиню привести вас в эту часть дворца, потому что здесь никто не подслушивает.
— Вы хотите сказать, что Третье отделение не узнает о нашем разговоре?
— Вот именно! Так расскажите же, почему ваш дядюшка питает к вам такую неприязнь?
— Кажется… мне не следует говорить о себе. Вы спрашивали меня о господине Таченском.
— Сейчас меня больше интересуете вы, а так как вы уже достаточно рассказали мне, расскажите все до конца, иначе я буду думать, что вы все еще не доверяете мне.
— Я… доверяю вам!
— Я хочу, чтобы вы верили мне!
Она повернулась к князю. В свете камина волосы нимбом обрамляли лицо девушки с большими, тревожными, потемневшими глазами.
— Надеюсь, что никогда не услышу страха в вашем голосе. Только тот, кто страдал, как страдали вы, может так говорить.
Алида беспомощно махнула рукой и наклонилась, чтобы князь не увидел ее лица.
— Расскажите же, — очень мягко настаивал он.
— Моя мама… была… балериной!
Произнеся эти слова, Алида внезапно почувствовала панический страх, что князь, как и ее дядя, сочтет ее существом второго сорта. У нее было чувство, что он загипнотизировал ее, и будь у нее возможность взять свои слова обратно, она бы охотно сделала это. Каждый ее мускул был напряжен, каждый нерв натянут. Она ждала, что князь встанет и уже другим тоном скажет, что их свидание окончено.
Князь наклонился к ней:
— Что же в этом плохого?
Алида подняла голову и посмотрела на него:
— Папа не видел в этом ничего плохого, но дядя считал это зазорным, пятном на… чести семьи.
— Где же танцевала ваша матушка? — осведомился князь.
— В Вене. В кордебалете императорской оперы. Папа познакомился с ней, когда служил там в британском посольстве.
— Теперь понятно! — неожиданно воскликнул князь. — Теперь я понимаю, что поразило меня в вас с первого взгляда!
Алида ожидала чего угодно, но только не этого. Ее глаза расширились от удивления.
— Пойдемте, я кое-что покажу вам! — сказал князь.
Он подал ей руку и помог встать. Дотронувшись до его руки, девушка ощутила легкий трепет. Не отпуская ее руку, князь провел ее к письменному столу, стоящему в дальнем углу библиотеки. На нем лежали груды деловых бумаг, стояли богато украшенная золотая чернильница и стакан из лазурита с несколькими белыми гусиными перьями.