В сенях спал солдат. Его форма, аккуратно сложенная, лежала тут же. «Зуав», — определил Кошка. Он показал мальчику взглядом: «Берём!..»
Француз и проснуться не успел, как уже лежал скрученный верёвками, с кляпом во рту. Из горницы по–прежнему доносился храп офицера.
Вдвоём оттащили зуава в сторону. Матрос, приложив палец к губам, шепнул Николке:
— Снимай сапоги, а то нашумим!
Но в горницу попасть не удалось. Несмотря на всё искусство разведчика, дверь не поддалась.
«Чёрт с ним, с офицером! — ругнулся про себя Кошка. — Денщик даже лучше… Слуги завсегда больше своего господина знают».
Матрос высвободил зуаву ноги и приказал:
— Топай!
Они заставили денщика пригнуться, протащили по рву, а когда добрались до балки, разрешили идти в полный рост.
Зуав содрогался от пронизывающего холода — не сладко после тёплой постели очутиться раздетым под секущим дождём.
Кошка снял с себя накидку и передал её пленному…
Утром на бастионе только и разговоров, что о ночном приключении Николки. Батарейцы столпились у блиндажа Забудского и с интересом рассматривают пленного.
Николка не переставая рассказывает:
— Мы его только хвать, а он…
Кошка стоит рядом и чуть заметно посмеивается. При этом его тонкие смоляные усики растягиваются дугой, а маленький нос совсем сплющивается. Кошка не выпускает из рук штуцера, хотя пленный, по всему видно, и не думает о побеге. Наоборот, непривычное внимание к своей особе он, похоже, воспринимает с гордостью. Жестами пытается объясниться с батарейцами. Неожиданно зуав замечает бронзовую трофей¬ную мортиру. Его заинтересовало, действует ли она.
— А ты объясни ему, — весело говорит Иван Нода Николке, — как есть по–французски и объясни, А ну!
Мальчик шагнул к мортире и вдруг произнёс по французски:
— Made in Lion?[7].
Зуав удивлённо заговорил:
— Le garcon parle-t–il fransais?[8]
На что подошедший поручик Дельсаль ответил:
— Не угадали самую малость! — И продолжал перевод: — Спрашивает, откуда французский знает. Не барин ли?
— Ага, точно, барин! — засмеялся Колька и показал пленному латаный–перелатаный зад.
Иностранные слова услышал он от поручика, когда тот осматривал захваченную в одной из вылазок мортиру.
Дельсаль подошёл к Пищенко и очень серьёзно сказал:
— Усматриваю в поступке твоём, Николай, неповиновение: лишил командира вестового! — Офицер вынул из кармана табакерку с нюхательным табаком, взял щепотку, растёр её, поднёс к ноздре.
А Николка с болью подумал: «Вот, ежели бы отыскал погреб, простили бы! Теперь одна надежда: может, зуав на допросе откроет…»
Томительное молчание. Дельсаль видит, как вытянулась и побледнела мальчишечья физиономия, и резко меняет тон: