Иван почему-то шёпотом — он и сам не замечал, что говорит так, — давал пояснения:
— Берёшь ближе и сразу будто притаился…
Удары посыпались откуда-то издали, словно исподтишка.
— А теперь — на круг! Во вею Ивановскую!
И Нода, взмахнув локтями, красиво бросил палочки в центр барабана. Они задрожали, заметались. Николке почудилось, что это маленькие ставридки выскакивают из воды, крутясь и блестя серебром на солнышке.
— Ха–ха! — радостно вскричал мальчишка. — Пищите, хвостатики!
Нода вдруг остановился. Нижняя губа недовольно выдвинулась вперёд, он бросил ка Кольку недоумевающий взгляд, а затем, уставившись в сторону, отрешённо спросил:
— С чего это ты?
Колька растерялся. Нужно было объяснить, что это замечательно, если Нода своим инструментом сумел вызвать такие яркие картины, но Колька молчал. Ему стало не по себе при виде обиженного лица учителя. Даже закрученные усы матроса вдруг обвисли.
Иван медленно снял с шеи тонкий ремешок и поставил барабан перед мальчиком.
— Ладно, я учить тебя взялся, а не себя показывать, — сказал он, подавляя обиду. — Бери барабан!
Мальчишка набросил на шею ремешок и взял палочки.
— Не так берёшь! Вот, гляди: палец сверху… Вот этак! Ближе!
— Дядя Иван, — хоть с опозданием, но всё же решился Колька, — вы не гневайтесь, что я засмеялся. Мне просто почудилось…
— Будет! Я не в обиде ничуть,
Ивану стало стыдно, что так глупо надулся. Он подсел ближе и, взяв Колькины кулачки, цепко державшие палочки, в свои сильные ладони, азартно выкрикнул:
— Побудку!
— Та–та–та–та–та! — радостно застукали мальчишеские руки, управляемые Иваном. — Та–та–та- та…та!
— Резче! Загибай резче! Вот так! Хорошо! — распалялся учитель.
Колька, поддаваясь ритму слов и прищёлкиванию пальцев флотского барабанщика, не понимая сам, как это получается, выбивал звонкий сигнал…
А наверху Тимофей и Евтихий, отметив, что Нода закончил, «а теперь подмастерье зацарапал», пе¬ресели под насыпь.
— А то вже больно рассвистались «лебёдушки», — басил, теребя бороду, Лоик. — Ишь ты, перепужались мусью! То витрець до них донёс. Решили, что мы в атаку пидемо.
— Да это они так, для острастки, — ответил Тимофей. — Пуль им не жаль, не то, что нам. Балуют.
— А Няколка-то твой, Николка, гарно бье, а? — прислушался Евтихий.
— Да где там — гарно! Неслух он. Не в такт чешет. Слышь? — заулыбался Пищенко–старщий. — Вот нахаленок, и не остановится! Неслух Николка, точно. Это у него от мамки нашей. Она песни любила; а сама петь не умела — тут он весь в неё! И об¬
личьем тоже на Катерину схож. Да что тебе говорить!..
— Да, — задумчиво протянул Евтихий, — гарная була девка и жинкой доброй тебе була.