— Так ты теперича натурально кантонистом[10] зачислен? На Шварца–редуте? Как там обстоятельства? — как взрослого расспрашивал его возница.
— Ничего, воюем, — небрежно бросил Колька. — У меня под началом две мортиры.
— Целых две?! — изумился кум.
— Палят, аж загляденье!..
Несколько дней назад лейтенант Шварц распорядился дать юному бомбардиру две «кегорновые» мортирки. Миниатюрные эти орудия служили для стрельбы по ближним целям. Николка установил их за боковой насыпью редута (за траверсом), удачно замаскировал и метко бил по передней французской траншее…
Дверь открылась. На пороге появилась Алёнка. За ней — женщина, невысокая, с худым морщинистым лицом — крёстная. В руках крёстная держала пирог.
— Мир дому сему, — поклонилась гостья и подошла к Саввишне. — Вот, бери, с утра состряпала, на случай, коли заваруха помешает.
Алёнка стояла у стола, зачарованно глядя на игрушки. Потом перенесла подарки на сундук, в угол комнаты. Присела на корточки, стала аккуратно расставлять их на крышке сундука, не переставая восхищённо ахать.
Антонина Саввишна расстелила скатерть, выставила деревянные чарки, и взрослые уселись за стол.
— Алёнка, — громко позвала крёстная, — бери своего гостя, и — к нам. Начинать пора — дело к вечеру движется!
Возница торжественно поднял чарку.
— За здравие Алёнки нашей! Дай ей бог здоровья поболе, горестей помене. Аминь!
Выпив ещё, взрослые разговорились, как обычно, забыв о маленькой виновнице торжества. Дети, прихватив игрушки, ушли во двор. Они уселись на старом почерневшем бревне. Алёнка, помолчав, тихонько сказала:
— А мамка, знаешь, как тебя любит… Говорит, всё равно как братишка ты мне.
Колька взял из рук девочки чёртика, стал сосредоточенно рассматривать его.
— Ты сказывал, будешь наведывать маманю почаще, а сам…
— С увольнением нынче строго. Я теперь числюсь на довольствии полном, — не без гордости сказал мальчик. — Служба — она ведь служба: коли отпустят…
Из домика послышалась заунывная песня:
Пала грусть–тоска тяжёлая
На кручинную головушку;
Мучит душу мука смертная,
Вон из тела душа просится…
— Маманя петь любит, — сказала Голубоглазка, — и песен тьму знает. — Потом вдруг спросила: — А как обученье твоё? Скоро книги читать будешь?
— Вчерась всю кириллицу прикончил! — радостно заговорил Колька. — Сам Михаил Павлович Шварц проверку делали. Всё прочитал по пушке, без единой закавыки.
Девочка смотрела на него с уважением. А Николка продолжал:
— Вот погоди — выучусь, потом тебя обучу. Непременно! Ещё месячишко, и скорострельно читать научусь.
Дети сидели, прижавшись друг к другу, и на какое-то время позабыли о войне, о бастионах, о французах. Было удивительно тихо…