* * *
Сегодня у нас торжество: Фролова приняли в комсомол. Стас — комсомолец! Не успела оглянуться, как пролетело два года.
На стене комнаты Стаса — портреты генералов и адмиралов первой Севастопольской обороны. Рисунки пушек и литографии морских сражений.
— Совсем помешался мальчишка на истории, — улыбается мама.
— А что в дневнике?
— Похоже, восьмой класс закончит без троек… Жаль, отца нет в такой праздник. Радиограмму прислал — поздравляет.
Фролов–старший сейчас в океане, как раз проходит экватор на своём корабле. Мама продолжала:
— Но подарок отец ему приготовил. Велел в этот день вручить.
И она торжественно вынула из шкафа тяжёлую книгу в кожаном переплёте. Это была старинная лоция Чёрного моря.
— Мы, Стас, тебе тоже приготовили подарок: сегодня закончили главу, где Николку награждают…
— … медалью «За храбрость»! Прочитайте!
Лицо Стаса расплылось в победной улыбке:«Вот теперь правильно!»
Да, эта глава исправляет ошибку в наших статьях, на которую в своё время указал следопыт. Оя оказался прав, хотя не во всём: орден Святого Георгия — высшую, по сравнению с медалью, награду — Пищенко всё же получил, но… значительно позже,
О многом переговорили мы в тот вечер. Уже под самый конец праздника решили полюбопытствовать:
— Станислав Петрович, судя по всему, после школы ты задумал поступать на исторический?
Фролов вздохнул. Взглянул на портрет отца в форме капитана дальнего плавания и после паузы проговорил:
— Я ещё сам не знаю…
* * *
С тех пор как разбило матросскую землянку, дядька Евтихий с Николкой достроили себе «фурлыгу» на двоих: выдолбили в каменистой, неподатливой земле углубление, приладили навес. Посреди сложили «грубку» — нечто вроде печи. Помещались здесь только лёжа.
Колька шмыгнул в «фурлыгу» и начал подавать оттуда котелок, ложки, хлеб и прочее. Надо сказать, что на случай, если готовый обед разобьёт снарядом, у Евтихия и Николки были свои запасы.
Лоик установил у входа в «фурлыгу» две коряги с перекладиной и начал раздувать угли.
— Так, — проговорил он, — пока на обед позовут, мы чайком с хлебом побалуемся.
Вылез Николка, взял котелок и пошёл на камбуз попросить у кока воды.
Новый кок, худой и длинный, для батарейцев оказался кладом. С тех пор как он появился на редуте, с питанием заметно улучшилось. Он даже завёл кое–какую живность — по редуту расхаживало полдюжины кур. Правда, в последнюю бомбардировку их не успели загнать в укрытие, и в результате перебило всех, кроме одного петуха.
Петух этот был гордостью кока. Голенастый, рыжий, с оборванным наполовину гребнем, гордец ступал, высоко поднимая растопыренные пальцы, вскинув чёрный, побитый в драках клюв. Батарейцы прозвали петуха по имени французского главнокомандующего Пелисье. Эта кличка так прижилась, что никто даже не замечал в ней иронии острых на словцо русских солдат.