Радист Абрамов со всей силы нанес удар ногой спутнице преступника. Ударившись о дверь кабины, она с шумом вылетела к ногам пассажиров.
Испуганные пассажиры повскакивали с мест и непонимающе смотрели на происходящее.
— Мам-ма! — истерически закричала девушка.
— Погибли, — чуть слышно проговорил юноша, который первый раз в жизни сел в самолет.
Третий от испуга убежал в хвост самолета.
Самолет быстро терял высоту. Вот уже в просвете облаков показалась надвигающаяся земля. Но радист успел развязать руки пилоту. Тот вновь схватил штурвал. Машина вздрогнула, почуяв силу хозяина, выравнялась, а затем стала делать разворот. Нужно было срочно спасать бортмеханика, одежда которого все больше и больше пропитывалась кровью.
Первым возвращающийся самолет заметил дежурный по аэродрому. Он сообщил начальнику аэропорта. Самолету стали подавать радиопозывные, но он не отвечал.
— В чем же дело? — спрашивали друг друга служащие аэропорта, посматривая на приближающийся самолет. Все видели, что он покачивает с крыла на крыло, сообщая сигнал бедствия, и требует разрешения на посадку.
Самолет сел. Все кинулись к нему.
— Доктора, скорее доктора! — закричал пилот Рыбин.
— Что случилось? — спросил начальник порта.
— Потом все объясню.
В самолете появился доктор. Он подскочил к бортмеханику, взял за руку, пытаясь нащупать пульс.
— Доктор ему уже не нужен…
Все стояли молча. Только спутница преступника, который лежал на полу и стонал, прижалась в углу и испуганными глазами смотрела на всех окружающих.
Спустя две недели после описанного происшествия, в кабинете полковника Государственной безопасности Гончарова произошел следующий разговор:
— Как себя чувствует преступник? — спросил полковник у капитана Мирзова.
— Дело пошло на выздоровление. Вчера я был в поликлинике и беседовал с доктором. Говорит, что рана очень опасна: пробит череп и задета мозговая ткань.
— Да, видимо, бортмеханик бил наверняка.
— Другого и не могло быть, товарищ полковник. Враг был с оружием. Или-или!
— Ну, а когда с «больным» можно будет говорить? Что на этот вопрос отвечают доктора?
— Разговаривать с ним уже можно, но он молчит. Никому ничего не говорит. Во время операции стонал, но ни слова не произнес. Все эти дни с ним пытались заговорить, но он ни звука в ответ. О чем бы его ни спрашивали — молчит.
— А, может, у него речь отняло?
— Нет, товарищ полковник, — убежденно сказал капитан. — Его смотрел профессор Виноградский. Говорит, что симуляция.
— А как его напарница? Ведь она-то должна заговорить.
— Тоже молчит!
— Приведите ее ко мне.