Следы всегда остаются (Грецкий) - страница 42
А что же с преступниками? Их судил трибунал и Смирнов уже не отпирался.
— Расскажите, Смирнов, как вы стали на путь преступлений? — обратился председатель трибунала к подсудимому.
— Это длинная история, но я все расскажу, все…
Сын промышленника. Без отца остался еще мальчиком. Работал на заводе. Был на стройках. Началась война, призвали в армию, затем плен, школа разведчиков в Западной Германии. Окончил ее, потом забросили для связи со шпионом «Тучный». Оказалось, что его уже арестовали. Связаться с кем-либо другим не смог. Узнал, что на заводе разработана особая машина-автомат, решил сфотографировать чертежи, чтобы чем-нибудь оправдаться перед «хозяином», вернуться за границу и там остаться жить. Вот тогда и созрел план захватить самолет и улететь. Я летчик и летать умел. На аэродроме захватить самолет нельзя. Там охрана. Решил сделать это в воздухе. Но одному эта задача непосильна, и я нашел спутницу. Ясное дело, из воровского мира, — продолжал он, — порядочная не пойдет.
Но завладеть самолетом в воздухе можно только с оружием. А его не было. Купить? Но где? Я долго искал, но так и не нашел. Деньги были на исходе, да я и понял, что на мои следы напали советские контрразведчики. Решил убить работника милиции и взять оружие. Попался Каюков. Он сильно оборонялся. Даже раненный в голову, с накинутой на шею веревкой, он еще бился ногами, кусал зубами. Он не сдавался. Пришлось стрелять еще.
— Ну, а что делала ваша спутница?
— Она помогала мне.
Толстоухова подтвердила показания Смирнова. Она просила простить ей, что не сделала это раньше.
На второй день был объявлен справедливый приговор…
Так закончилась история, которую и по сию пору мои товарищи называют: «Пистолет без номера».
ДЕЛО НИКОЛАЯ КУЧЕРОВА
Кто твой истинный друг?
— Как, действительно, ответить на такой вопрос, чтобы все было просто и ясно для пылкого, порой неразборчивого в выборе друзей молодого человека? — спросил меня мой друг, прокурор Белов, старый работник прокурорского аппарата, всегда интересовавшийся проблемами перевоспитания.
Он показал на кучу всяких вырезок из газет, тетрадку со своими собственными записями, карточки с выдержками из различных произведений.
— Вот, — говорил он, — здесь все необыкновенно правильно и хорошо. Я люблю и могу прочесть наизусть некоторые из этих записей. И вот, представьте себе, я не уверен, что они могут повлиять так, как я этого хочу, на какого-нибудь трудновоспитуемого человека.
— Ну, это не совсем так, — попробовал я возразить.
— Понимаю, — не дал мне окончить Белов. — Записи — это книги, а книги — первые друзья и советчики. Но как вы объясните досадные ошибки в выборе друзей многих молодых людей, которых нам приходится оправдывать по той причине, что они случайно попали в компанию каких-нибудь хулиганов? Они все же ошибаются. А ведь в их распоряжении огромное количество самых разнообразных книг, каких не имеет ни один другой молодой человек мира. Почему же они ошибаются?