Спустя еще некоторое время Сенна тоже приподнялась и через плечо взглянула на Финниана. Ее лицо обрамляли влажные завитки волос, глаза были затуманены страстью, и она выглядела совершенно обессилевшей, удовлетворенной и прекрасной.
— Они ведь сейчас спят? — прошептала Сенна, указав на лагерь.
Финниан привлек ее к себе, поцеловал в лоб и тихо сказал:
— Поспи и ты, если хочешь. А я покараулю. Завтра мы раздобудем лошадь и к наступлению ночи будем уже во владениях О’Фейла. — «Как будто это решит хотя бы одну проблему», — добавил он мысленно.
В предрассветном тумане Дублина отряд наемных солдат с ворчанием усаживался на лошадей, но каждый из воинов понимал, что все могло сложиться и хуже. Ведь плата была хорошей, а добыча — еще лучше. К тому же существовали занятия похуже, чем служба у королевского наместника в Ирландии.
Верховный судья Уоган, давно уже сидевший на лошади, внимательно наблюдал за солдатами, садившимися в седла. Вся его жизнь состояла из постоянных походов и битв; и именно он, Уоган, возвеличивал и низлагал ирландских королей, освобождал пленных и спасал осажденных, а также хоронил мертвых. Его лицо сейчас совершенно ничего не выражало, но каждый из солдат спешил побыстрее сесть на лошадь, если на нем останавливался взгляд серых глаз верховного судьи.
Король Эдуард должен был прибыть вслед за ним, но Уоган получил приказ не ждать. Известия очень расстроили короля, и наместнику предстояло наводить порядок. Что ж, скоро ирландцы поймут условия короля и либо капитулируют, либо умрут.
Внезапно почувствовав, что у него замерзли пальцы, наместник вскинул руки и подышал на них. От резкого и неожиданного движения его лошадь заржала и шарахнулась в сторону, но Уоган что-то ласково, сказал ей, и животное тотчас успокоилось.
Повернувшись, он молча поднял вверх руку, и отряд тут же выступил в путь. Солдаты очень надеялись, что Весело проведут время, оказавшись в Северной Ирландии, где обитала бунтарская нечисть. Ирландцы, конечно же, не скоро заметят их приближение, а когда заметят, будет уже поздно.
На следующий день, когда солнце уже прошло половину своей западной дуги, Финниан указал на долину внизу.
— Земли О’Фейла, — пояснил он.
Сенна молча кивнула, сдерживая трепет сердца. Всю жизнь она провела в уединенном особняке, отгороженная от всего своим хозяйством, — то есть жила именно так, как хотела. Финниан же, по-видимому, считал, что в итоге жизнь обошлась с ней несправедливо, что она много потеряла, и он сочувствовал ей, но сама Сенна смотрела на дело иначе.