Ведь если она сейчас убьет Рэрдова и станет известно, что он мертв, люди короля Эдуарда тотчас расползутся по замку, как блохи по соломенному матрацу, и найдут страницы рукописи. А со временем они найдут и того, кто сумеет расшифровать смертоносный рецепт уишминцев. Тогда падет Ирландия, падет Шотландия, а Финниана свяжут веревками по рукам и ногам.
— Клянусь, дорогая, — прошептал Рэрдов ей в волосы, приблизив свои отвратительные губы к самому ее уху, — я вас тоже убью, если вы не приготовите для меня уишминские краски.
Стараясь держать себя в руках, Сенна ответила:
— Я буду готовить краски сегодня ночью. — Она положила руку ему на грудь. — А утром приходите ко мне.
Утром она убьет его.
Или он убьет ее.
Потому что долго так не могло продолжаться.
Сумеречный свет, падавший в высокие узкие окна опустевшего главного зала, сливался со светом очага и приобретал светло-сиреневый оттенок, превращавшийся в какое-то неземное свечение, очень похожее на то, которое создавали уишминские моллюски.
И он, Пентони, видел это чудесное свечение; причем это не был образец, изготовленный несколько столетий назад. Нет-нет, он видел, как был создан новый, создан матерью Сенны.
По правде говоря, однажды днем, когда барон был на охоте, а он еще не совсем привык к мрачному безмолвию замка Рэрдов, Пентони сам помогал измельчать ей раковины моллюсков.
Когда двадцать лет назад Элизабет де Валери прибыла сюда, она была как порыв свежего ветра. У нее были волосы цвета красной меди, и она смеялась и болтала на своем чарующем диалекте — какой-то странной смеси шотландского, английского и французского. И ее нисколько не пугали ни гнев Рэрдова, ни суровые ирландские зимы. Вероятно, именно поэтому в тот несчастный день, когда она протянула ему ступку, он, Пентони, охотно взял ее и начал толочь раковины.
И вероятно, именно поэтому через год, когда возникла такая необходимость, он помогал ей бежать.
И именно тогда она доверила ему последнюю копию руководства по приготовлению красок, а он сделал так, как она просила, — отправил копию вместе с маленьким образцом окрашенной ткани ее мужу, де Валери. «В любом случае у него буду или я, или секреты», — улыбаясь, сказала Элизабет, и Пентони знал, что выбрал бы он сам.
Потом, в ту ночь, когда она убегала, она отдала ему пачку листов пергамента, заполненных ее причудливыми прекрасными рисунками. «Для моей дочери, в день ее свадьбы. Просто на всякий случай», — прошептала Элизабет, но на этот раз она улыбалась сквозь слезы.
А затем она выскользнула за ворота и побежала что было сил.