Помимо этого историк, считает Полибий, не должен быть кабинетным ученым. Он должен либо сам быть участником событий, либо, по меньшей мере, должен посетить места событий и беседовать с очевидцами. Как было уже сказано выше, Полибий сам много путешествовал. Все это — и желательное участие самого историка в событиях, и необходимость беседовать с очевидцами — может подразумевать написание сочинения только на тему событий, близких по времени писателю. Именно так обстоит дело с сочинением самого Полибия. Его «Всеобщая история» охватывает период между 220 и 146 гг. до н.э., что занимает книги с III no XL. Две первые книги представляют собой «введение» (προκατασκευή) ко всему сочинению и охватывают события с 264 по 220 г. до н.э. Таким образом, сочинение Полибия относится к разряду «новой и новейшей истории», поскольку сам историк был современником и даже свидетелем большей части изложенных им событий.
Понятие «прагматической истории» Полибий связывает прежде всего с военной и политической историей. Исходя из этого, он требует от историков, чтобы они обладали достаточным опытом в военных и политических делах. Только компетентный специалист, считает Полибий, может по достоинству оценить доблесть полководца и диспозицию сражения, равно как государственное устройство и действия того или иного политика.
Все сказанное выше неизбежно наводит на мысль о том, что читательский круг, на который ориентировался Полибий, должен был быть весьма образованным и специально подготовленным, а следовательно, достаточно узким. Сам историк нигде прямо не говорит, кого именно он имеет в виду, но совершенно очевидно, что это прежде всего политики и военные, т.е. люди, ближе всего стоящие к свершению исторического процесса. При этом, однако, надо иметь в виду и следующее обстоятельство: Полибий уже в другой связи, а именно в плане общей цели своей истории — оправдания римского завоевания в глазах эллинов, подразумевает максимально широкую грекоязычную читающую публику. В этом состоит одно из многочисленных противоречий взглядов Полибия.
Другим существенным элементом полибиевского образа мысли является представление о судьбе (τύχη). Понятие судьбы было знакомо грекам уже по крайней мере со времен Гомера, однако и обозначение, и внутреннее содержание этого понятия было иным. Для греков архаики и классики судьба представлялась неким индивидуальным предопределением каждого человека (αἶσα, μοῖρα, εἱμαρμένη и т.д., лат. fatum). Судьбу можно узнать с помощью оракулов и гаданий, но нельзя изменить. В эллинистическую эпоху представление о судьбе значительно меняется. Она начинает восприниматься как некий капризный случай (τύχη от глагола τυγχάνω — неожиданно случаться, лат. fortuna).