Даже уход царя ничего не изменит. Останется память, а его дочери придется жить с ложью о смерти отца — и с его врагами, но без Атона, который защищал бы ее так, как защищал царя.
Все чувствовали одно и то же: как будто, находясь среди пустыни, где нет убежища и негде его найти, видишь, как приближается буря. Они лишились даже той немногой зашиты, которую обеспечивали им присутствие царя и его власть. Дыхание ветра уже настигало всех. Египтяне пробуждались и обнаруживали, что царь, которого они так ненавидели, уже больше не царь. Теперь пробудятся боги, и жрецы выйдут из подполья. Сменхкара, даже если бы мог сопротивляться, не сумеет остановить их.
Нофрет гадала, будет ли он пытаться. Трудно сказать. Возможно, он поддастся жрецам, но может и проявить упрямство. Он был Возлюбленным Эхнатона, второй половиной царя: половиной распущенной, половиной, которая любила удовольствия и терпеть не могла скучные государственные дела.
Наверное, стоило бы попытаться узнать больше, чтобы понять, что он станет делать. Нофрет это как-то не пришло в голову — она была слишком занята царским обманом и участием в нем ее госпожи.
А сейчас у нее были неотложные дела. Агарон и Иоханан, все еще влажные и порозовевшие после трехкратного оттирания, снова собирались уходить. Когда царя принесут к бальзамировщикам — царица должна устроить, чтобы это было сделано поспешно, из-за жары, но в действительности потому, что чем дольше ждать, тем больше риск, что все раскроется, — они должны быть там. Вещи у них были с собой, огорчительно легкие для такого длительного путешествия: по небольшой связке для каждого и большая для царя. Нофрет знала, что в ней; сама помогала укладывать — конечно, одежда, сандалии, парик и накидка, чтобы скрыть слишком всем знакомое лицо царя и его бритую голову. Некоторые полезные мелочи. Для него не взяли никакого оружия, у остальных были длинные ножи, а у Иоханана — лук и стрелы. Глядя на них, Нофрет почувствовала смутное беспокойство. Она прежде не подозревала, что Иоханан умеет обращаться с этим оружием.
Надо было возвращаться, сказать госпоже, что все готово. Уходить не хотелось. Нофрет надеялась еще вернуться в этот дом. Там оставалась Леа, она не могла идти с ними, чтобы не мешать бегству. Но это будет уже не то…
Иоханан прервал ее размышления, потянув за растрепанную косу.
— Проснись, соня. Скажи своей госпоже, что мы будем ждать, как договорились, с едой, питьем и с ослом для нашего больного брата, который возвращается в пустыню для поправки здоровья.
— Или для смерти, — сказала Нофрет.