У нее не создавалось впечатления, что от возбуждения он уже ничего не видит, кроме вожделенной цели, как дружки Сменхкары, с которыми ей случалось сталкиваться. Напротив. Господин Аи был совершенно спокоен. Но пройти ей не давал.
Она подняла голову.
— Господин, я хотела бы пойти к моей хозяйке, если можно.
— Да, — сказал он, все еще не двигаясь. Его лицо было лишено выражения. — Убеди свою госпожу отдохнуть. Она настаивает на том, что и сейчас, как всегда, должна быть царицей, как бы ни была измучена.
Нофрет подавила вздох облегчения. Он просто волновался за внучку, только и всего. Непохоже было, чтобы он заподозрил в смерти царя обман. На мгновение в голову пришла дикая мысль все рассказать. Но она была не настолько безумна, хотя и склонна доверять ему, в отличие от своей госпожи.
Она поклонилась с искренним уважением.
— Я сделаю все возможное, мой господин.
— Сделай. — Судя по всему, он поверил ей и, что еще лучше, отодвинулся, давая ей пройти.
Они и не вспомнили о второй царице, которая могла бы облегчить бремя власти. Нофрет, шагая к своей госпоже быстро, но без видимой спешки, решила пока не думать о том, что будет, когда Меритатон станет настоящей царицей, а Сменхкара — одним и единственным царем, что ждет Анхесенпаатон, чей муж умер, и у которой нет мужчины, чтобы дать ей другой и такой же могущественный титул.
Тело царя вынесли из города на золотых носилках, окруженных жрецами-бальзамировщиками и жрецами Атона, среди стенаний и воплей, как подобало царю, отправлявшемуся в дом мертвых или, как говорили в Египте, в дом очищения. Казалось, весь город, скорбя, последовал за ним. Они снова поступали так, как было заведено и Египте: разделяли человека и его власть, отделяя царя, которого они ненавидели, от царя, бывшего властелином Двух Царств, чье тело являлось телом царства, а сила — силой Египта.
Его будут оплакивать семьдесят дней. Затем молодой царь станет главным жрецом на его похоронах и унесет с собой из гробницы всю силу и власть царства. Так делали наследники царей еще с тех пор, как Египет был молодым, тысячи и тысячи лет, начиная с самого утра мира.
Но вдова умершего царя знала, что он жив. Знали об этом и служанка царицы, несколько бальзамировщиков и трое апиру из селения строителей. Даже этих немногих могло оказаться слишком много. Нофрет забыла, что такое сон, забыла, что такое отдых. Она не успокоится, пока царь не окажется далеко отсюда, пока тело раба не будет забальзамировано, завернуто в полотно и уложено в гробницу, пока не минует всякая опасность разоблачения.