Анхесенпаатон казалась значительно спокойнее, чем Нофрет. Она колотила себя в грудь и царапала себе щеки, как подобает царице, убитой горем, и, возможно, ее скорбь была искренней. Она теряла своего мужа-отца, будь он жив или мертв. Возможно, ей больше никогда не увидеть его.
Дверь дома очищения была закрыта для всех, кроме жрецов-бальзамировщиков. Даже царица должна была остановиться у входа и проститься с телом прежде, чем оно оденется в одежды вечности. Для Анхесенпаатон это было действительно последним прощанием. И она позволила себе сломаться, здесь, у этой двери, под небом, в тяжелых, почти холодных тучах, что было редкостью в Египте. Ветер пах дождем.
Она упала, рыдая, на грудь отца. Царь лежал совершенно неподвижно, без признаков жизни — ни малейшего дрожания век, ни малейшего дыхания. Нофрет снова подумала, не умер ли он на самом деле. Не заметно было, чтобы он хоть чуть-чуть пошевелился или вздохнул.
Другие слуги подошли, чтобы увести их госпожу от носилок. Нофрет не возражала. От непривычного холода она укуталась в темный плащ. Было несложно завернуться еще плотнее, скрыть голову и лицо и раствориться среди толпы.
Она видела, как рыдающую Анхесенпаатон подняли и повели прочь от носилок. Среди людей, поддерживающих ее, был господин Аи. Это порадовало Нофрет. Он позаботится о внучке и проследит, чтобы никто не беспокоил ее, пока она не выплачет свое горе.
Нофрет не тянуло плакать. Очень раздражало то, что ее госпожу пришлось втянуть в эту ложь, и то — да, то, что два человека, которых она считала своими друзьями, — идут в далекий путь и, может быть, на смерть, ради недостойного безумного царя.
Царские носилки исчезли в доме бальзамировщиков, и толпа сразу же поредела; вельможи разошлись со слугами и приятелями, простолюдины разбрелись по домам или вернулись к работе. Никто не задержался на пронизывающем ветру. Никто не остался, чтобы искренне оплакать царя.
Нофрет пошла, осторожно, словно тень, обходя дом очищения. Холодно было не только от ветра. Это простое здание из кирпича и камня было наполнено смертью, излучая холод и мрак так же, как солнце излучает свет.
Из мрака вышли две закутанные фигуры, а между ними — еще одна. Двое мужчин почти несли третьего, но он шел и сам, на слабых, дрожащих, подгибающихся ногах, уже больше месяца не знавших земли. Упрямый глупец… До самых глаз он был укутан в одежды жителя пустыни. Эти глаза, неподведенные, узкие, с тяжелыми веками, поднялись к лицу Нофрет, и напряженный взгляд застыл.
Девушка ответила дерзким взглядом, не волнуясь, что он прочтет в нем: ненависть, нетерпение, презрение. Он больше не царь. Царь мертв. Это был лишь ходячий покойник, тень, создание из воздуха и пустоты.