Оставшихся в Ахетатоне свобода не ждала. Нофрет несколько раз почти оглянулась, почти устремилась вслед за уходящими. Лучше умереть на этом пути, чем жить на том, который она для себя выбрала.
Но она сделала свой выбор. В ней была воспитана солдатская преданность командиру и, хуже того, неистребимое стремление женщины защищать то, что она считает своим. Анхесенпаатон была для нее и тем и другим.
Далеко внизу, на дороге, ведущей от скал в селение строителей, в ожидании стояла фигура. Нофрет узнала Леа прежде, чем разглядела лицо под покрывалом. Лицо было таким же, как и всегда, в нем не прибавилось грусти или выражения утраты, хотя она отдала сына и внука человеку, которому ничего не была должна.
— Каждый исполняет свой долг, — сказала она, как обычно, прочитав в глазах Нофрет ее мысли.
— Мне надо вернуться к моей госпоже, — отозвалась Нофрет, испытывая неловкость. Ей не хотелось идти в дом Агарона, где теперь осталась только Леа. Там будет слишком пусто. И слишком много воспоминаний.
Леа кивнула, соглашаясь со всем сказанным и несказанным.
— Я иду с тобой.
Нофрет остановилась в изумлении.
— Как же ты…
— А почему нет? Во дворце полно бездельников и всякого народа. Одним человеком больше — что особенного? К тому же я сродни царице.
— Но… — Нофрет прикусила язык. Леа все правильно сказала. Но все же, Леа во дворце…
Старая женщина криво усмехнулась, но без горечи.
— Может быть, я еще удивлю тебя. Пошли, мы теряем время. Госпожа тебя ждет.
Нофрет хотела возразить, но это было бесполезно. Леа поступала так, как считала нужным, и если придется прислуживать царице, значит, она станет прислуживать царице, с видом, не более странным, чем у женщин из Митанни, болтавшихся без дела и пользы с тех пор, как умерла госпожа Кийа.
Леа вошла во дворец и нашла себе место среди свиты царицы с таким спокойствием и уверенностью, что никому и в голову не пришло спрашивать, кто она такая и откуда явилась. Либо она в юности была царской служанкой, либо ее дар предвидения оказался сильнее, чем могла представить себе Нофрет, но она взяла на себя управление гардеробом царицы, словно рождена только для этого, и никому не причинила неудобства. Ее предшественница незадолго до этою покинула дворец, выйдя замуж за какого-то мелкого чиновника в Фивах. Впрочем, возможно, это было простым совпадением.
Леа не делала ничего такого, что могло бы кого-то смутить. Не изрекала никаких пророчеств и так замечательно вписалась в окружение царицы, что та, казалось, даже не обратила внимания на ее появление.
А вот Анхесенпаатон стала странной. Это была не апатия, которой так опасалась Нофрет, а нечто более тревожащее, но и более обнадеживающее. Царица погрузилась в свои обременительные обязанности до такой степени, что на рассвете, как обычно, уже совершала обряд в храме, а поздно вечером все еще занималась с писцами и управителями, разбирая государственные дела. Она исхудала и побледнела, и даже искусства ее служанок было недостаточно, чтобы скрыть глубокие тени под глазами.