В холле я направилась было к туалету, но сестра вдруг потянула меня в другую сторону. «Куда ты?» — спросила я. Она ответила, что сидеть за свадебным столом выше ее сил, все это ее угнетает. «Там есть бар, в конце коридора направо, пойдем выпьем чего-нибудь». Делать нечего, я потащилась за ней — не отпускать же ее туда одну. «Ну и видок у тебя будет — в баре в подвенечном платье!» — все-таки заметила я. «А мне плевать!» — фыркнула она уже в дверях бара.
Вдоль правой стены стояли в окружении диванов несколько поблескивающих металлом столов. Посередине зала — круглые столики поменьше и табуреты. У левой стены — стойка с пирамидой всевозможных бутылок на фоне зеркала, отчего казалось, что их вдвое больше. А в глубине — маленький танцпол, над которым медленно вращался блестящий шар, отбрасывая разноцветные отсветы. В левом углу виднелся полутемный коридорчик — наверно, он вел в туалет. В баре был странный свет — голубоватый и какой-то мглистый. Звучала музыка, старая песня Леонарда Коэна. Мы с сестрой присели на диванчик, и я закурила. Она скинула под столом туфли: «Не могу больше, ноги болят». Я с удивлением отметила, что бар почти пуст: кроме бармена и трех мужчин у стойки, никого не было. Однако на нас уже обратили внимание, и я не сомневалась, что эти четверо проехались на наш счет: когда мы вошли, они посмотрели в нашу сторону с недоумением, а потом заговорили, сдвинув головы и тихонько посмеиваясь.
— Что вам угодно, дамы? — крикнул бармен из-за стойки. Сестра заказала нам по двойному амаретто со льдом. Пока бармен наполнял бокалы, те трое искоса поглядывали на нас. Им было лет по тридцать, может, чуть меньше. Кто такие, чем занимаются — по виду не поймешь. Двое были в бермудах, с темными, коротко подстриженными волосами, третий — в джинсах, шатен и волосы носил подлиннее. Сестра тоже поглядывала на них, а потом повернулась ко мне и сказала, что сегодня утром вдруг очень испугалась, когда, проснувшись, подумала, что в идеале с этого дня и на всю оставшуюся жизнь ей придется довольствоваться в постели только одним мужчиной и забыть обо всех остальных. «Ну, это рамки чисто теоретические», — успокоила я ее и добавила, что через годик-другой-третий она вполне может их расширить, если, конечно, будет желание. Бармен принес нам бокалы; мы хотели расплатиться, но он сказал: «Все оплачено» — и кивнул на мужчин у стойки. Когда он отошел, сестра, глядя ему вслед, заметила: «А зад у него красивый». Я с ней согласилась, и мы чокнулись, помахав троице в знак благодарности. Мужчины улыбнулись нам. Голос Леонарда Коэна в динамиках умолк, наверно, кончилась пластинка.