— Суп-пюре из лисичек со сметаной, — объявил официант, поставив на середину стола роскошную серебряную супницу. Кэти тут же ему заявила, что она-де беременна и не может есть что попало. Официант объяснил ей свысока, как несмышленышу, что лисички — это просто такие грибы, и наполнил по очереди наши тарелки. Когда он ушел, Кэти еще пофыркала: она, видите ли, не понимает, если лисички — это просто грибы, почему бы так и не сказать. «Фи, грибы! „Лисички“ звучит куда более fancy[5]», — растолковал ей мистер Смит.
Ужин пошел своим чередом; все было донельзя вкусно — просто пальчики оближешь: омар под беарнским соусом, мороженое с эндивием и яблоками под арманьяком, радужная форель с подливкой из желтого перца и фаршированными артишоками, и к каждому блюду — марочные вина. Когда со стола убрали, но бокалы по-прежнему были полны, мистер Смит, хоть он и хвалился, что бросил курить, угостил всех кубинскими сигарами. Закурили только мужчины. Кэти слева от меня громко вздохнула, полезла в сумочку и достала пестрый веер. «Перехожу к крайним мерам», — сказала она мне. Я улыбнулась ей. Ги погладил свою женушку по голове, а потом, так запросто, будто они были одни, нежно поцеловал в губы. Я отвела глаза. Как раз в эту минуту зал снова наполнился звоном вилок. Сестра отчаянно замотала головой, показывая Майклу, что не встанет, но Майкл ласково поднял ее со стула под локоток. Они поцеловались, и гости зааплодировали.
На этот раз, встав, сестра не захотела садиться. Она вышла из-за стола и, наклонившись ко мне сзади, шепнула на ухо: «Пойдем, поможешь мне пописать». Я встала; мне показалось, будто сестра окончательно увязла в своем пышном белом платье, как в зыбучих песках. Этот момент уже обсуждался утром, когда мы с мамой помогали ей одеться. Глядя, как сестру упаковывают в бесчисленные юбки, я посоветовала ей пить сегодня поменьше воды. А мама напомнила мне, кто я есть, — подружка невесты, и по традиции не кому-нибудь, а мне полагается помочь сестре, когда возникнет такая необходимость, — иными словами, в мои обязанности входило сопровождать ее в туалет, чтобы, не дай бог, ничего не случилось с великолепным платьем ценой в две тысячи долларов.
Я взяла сестру за руку, и мы направились в холл отеля, сделав крюк по стенке, чтобы не протискиваться между столами. Мы еще не вышли, когда раздался страшный грохот. Мы обе вздрогнули; первое, что мне пришло в голову, — упала огромная люстра. Я подняла глаза к потолку: нет, она висела и даже не качнулась. Сестра сказала, это за одним столом кто-то нечаянно дернул за скатерть, и все, что на нем было, свалилось на пол. Она показала мне злополучный стол, но он был далеко от нас, и я ничего не увидела без очков. «А кто там сидит?» — спросила я сестру. «Придурки какие-то», — отмахнулась она, и мы вышли из зала.