Строй неожиданно заворчал. Негромко, но с нехорошей интонацией. Ага, не только его достал придурок. Ребята все битые, жизнью тертые и бояться краснобаев даже в погонах отучились. В другом месте могли и отделать за милую душу. Охаивания и нотаций особо терпеть не станут. Догадался тоже проехаться по почитанию святых и предков. У саклавитов это норма, никакими проповедями не уничтожить. Коран только кажется достаточно прямолинейным и однозначным писанием — вся тонкость заключается в его истолковании. Реформаторские потуги Кагана слишком многим пришлись не по душе.
Майор понял, что его занесло, и, обращаясь к Яну, требовательно спросил:
— Вы согласны?
Наверное, решил, что как каждый нормальный новобранец послушно подтвердит. Кому охота спорить с начальством?
— Никак нет, — лениво ответил тот, делая наивное лицо. — Мы, католики, очень уважаем святого Георгия. Он тоже военный был.
Он бы этого никогда вслух не произнес, однако образованные правоверные прекрасно и намек поймут. Святого Георгия изображают побеждающим дракона, и лет двести он в любом костеле в Сибири висит, в обязательном порядке. Кого католики подразумевают под видом дракона, желающий без труда догадается. Но прямо — ни-ни! Традиция. Придраться не к чему.
Сзади обрадованно заржали в несколько голосов. Майор мазанул бешеным взглядом, однако вопить не стал. Понял, каким выставился идиотом. Его тоже можно понять. Наверняка первый случай присутствия в его роте иноверца. В офицерские училища немусульман брали с большим скрипом. Для желающих служить иноверцев были отдельные хазакские воинские училища. Для поступления в юнкерское (потом военное) училище было нужно всего пять классов. А потом, отдал сына в юнкера — теперь он всю жизнь при жалованье, квартире и питании. Бедному человеку это привлекательно, и поток желающих стать офицерами никогда не высыхал.
С этого года принято решение слишком большие потери восполнять отличившимися сержантами. А среди них очень разные попадаются.
Церемонию скомкали, торопливо разведя по казармам. Ян шагал молча, но взвод по дороге бодро обсуждал, когда кормить будут и чем. Недовольных его выступлением не наблюдалось. Отвыкли как-то выслушивать многочасовые речи, и стремительное завершение всех обрадовало.
— Ну и отдай его мне, — послышался спокойный голос сзади.
Майор Шаповалов резко замолчал и развернулся к говорившему. Он как-то упустил в пылу обличительной речи, что в канцелярии они не только вдвоем с надполковником. За столом сидел худощавый высокий мужчина в равном ему звании и изображал изучение личных дел курсантов. Изображал, потому что все равно этим должен заниматься писарь, а сам майор левой рукой писал плохо.