— Я русский, панно Ирено. С деда и прадеда русский! Иванов! Но, я вижу, вы этим очень огорчены?
— Но почему вы в этом мундире и служите в польском кавалерийском полку? — уклонилась от прямого ответа Ирена.
— Все очень просто. Я и другие мои соотечественники, русские специалисты, служим в Войске Польском со дня его основания. Я попал в Первую Варшавскую имени Грюнвальдского Креста дивизию кавалерии Войска Польского прямо из Ленинградской медицинской академии. Надел польский мундир, выучился польскому языку. В Польше нахожусь временно в длительной командировке. Надеюсь, что, в конце концов, и меня отзовут домой.
— Куда? — с трудом спросила Ирена.
— В Приокск.
— Приокск… — Ирена повторила незнакомое слово. — Где же это?
— Недалеко от Москвы. Наш город стоит на берегу русской реки, о которой у вас в песне поется:
Плыне, плыне Ока,
Як Висла, шерока,
Як Висла, глембока!..
[19]Но я надеюсь, что все, о чем я рассказал, не помешает нашей дальнейшей дружбе, панно Ирено?
— Не знаю, пан капитан, — призналась она чистосердечно. — Все это так неожиданно… Мы, поляки, плохо знаем русских, не дружили с ними до войны. Хотя сейчас многое изменилось…
— Но вы… как вы, панно Ирено, относитесь к русским? Смогли бы вы, например, полюбить русского? — спросил напрямик Андрей, взяв ее за руку.
— Не знаю… — прошептала она, не отнимая руки. — Все это так сложно и страшно…
— Не вижу в этом ничего сложного и страшного, — возразил он. — Когда любишь, ничего не страшно.
— Но ведь вы уедете из Польши?
— Да.
— И возьмете польскую девушку с собою в Россию? Ведь это невозможно!
— Трудно, но возможно. Только на такое не каждая решится. Буду говорить прямо. Придется покинуть родину, оставить надолго родных, быть может, навсегда…
— Не говорите так, — перебила его Ирена. — Покинуть родину сейчас! Оставить близких! Мне кажется, что это будет предательство.
— Работать можно везде. Наши народы борются за одно общее дело. Подумайте, Ирена, прошу вас, и пока не отвечайте мне ничего. Знайте только, что я люблю вас.
— Хорошо, — прошептала Ирена, дрожа словно в лихорадке от охватившего ее волнения.
Андрей заметил это:
— Вам холодно?
— Нет, нет! Это просто так. Вы ведь совсем не знаете меня, моей жизни. — Голос ее задрожал. — Я вам не сказала, что была замужем. К счастью, так вышло, что никогда не принадлежала мужу. Его забрали гестаповцы прямо из-за свадебного стола. Он умер в лагере. Следовательно, я вдова… — торопливо закончила она.
Андрей взял ее руки в свои.
— Расскажите мне о себе все, — негромко попросил он.
И Ирена рассказала о жизни в оккупированном Гралеве, об отце, угнанном в лагерь, о смерти матери, свадьбе с ненавистным Брошкевичем, о фабрике, о том страшном поезде, который увез ее в Германию, и, наконец, о своем побеге. Андрей слушал Ирену и перед глазами его вставали: зимний лес, белое безмолвие снегов и хрупкая девушка, упорно пробирающаяся к своим. В его груди поднялась теплая волна нежности и любви к ней. Он наклонился и приник губами к ее руке…