Но моё здоровье становилось всё хуже, и я, хоть и был всесильным, оставался смертным, необратимо смертным. А кто, как не египтяне, знали всё о вечной жизни? Я послал Лонга в Египет. Три года он тратил мои деньги на свои развлечения, три года привозил мне всякую ерунду из той, которой феллахи торгуют для праздных зевак, но, в конце концов, он нашёл Скарабея. И вновь, в тот самый день, когда я взял в руки этот амулет, снятый с груди мумии Рамсеса, моя болезнь словно замерла. У меня был жуткий приступ, мои дорогие родственнички слетелись, как падальщики, чтобы поплясать на моих похоронах, но — нет уж, я выжил! О, как я потешался, когда они не дождались своего! Как я торжествовал!
Карниваль рассмеялся истерически, закрыл лицо костлявыми жёлтыми руками, взял себя в руки.
— Повернуть время вспять. Вот, что мне надо было теперь. Вернуть себе силы молодости и внешность, достойную вечности. Вы молоды, мисс прорицательница, вам неизвестны телесные муки подступающей старости, но женщины довольно быстро начинают испытывать страдания телесных перемен. Так что скоро, очень скоро вы поймёте меня, сударыня! Очём бишь я? Ах да! И тут я прочитал один средневековый манускрипт, который за огромные, но ничтожные для моей цели, средства, я купил у одного немецкого букиниста. Зеркало Елены Прекрасной. Да-да, я узнал про зеркало.
Я щедро платил этому мерзавцу Лонгу, но он стал злоупотреблять моей щедростью. Я не мог открыть ему, зачем мне все его украденные вещи. Но я дал ему самые чёткие указания по поводу последнего предмета. Я выделил ему неограниченные средства, но он начал использовать их для своих удовольствий. Три года я посылал его то в Грецию, то на Гиссарлык, а потом он по собственной прихоти поехал зачем-то в Нубию. Привёз египетское зеркало, думая обвести меня вокруг пальца. Стал упорствовать, что это именно то, что я ему велел найти. Начал требовать денег за привезённое им барахло и угрожать — мне! — что перестанет работать на меня. Потом он сказал, что даже если бы у него и было то, чего я хочу, он бы не отдал мне этого предмета.
Я был взбешён! Я выгнал его вон.
Я знал и раньше, что Лонг приторговывает находками, сделанными за мой счёт. Я платил ему только за те предметы, которые считал достойными — для моей цели и для пополнения моей коллекции. Да, я пристрастился к собирательству, но эти побрякушки не стоят для меня ничего. Они сгорели в доме, туда им и дорога. Но я лишился агента, а Лонг был по-своему неплох: Он был человеком без совести и без принципов, а потому с ним можно было договориться. Если бы не эта дерзость и не алчность.