– К кому подходить? – уточнил Глебов.
Шутов пожал плечами.
– Без понятия, мы не обменивались фотками. Чтобы узнать друг друга, мы решили использовать кодовое слово.
– Ну?
– Ты должен сказать «репитетаконтрапункт».
– Что-что? – не поверил своим ушам Глебов.
– Репитетаконтрапункт. Запомнил или повторить?
Глебов с угрозой надвинулся на не осознающего свою дурость Шутова и предупредил:
– Когда выйдем отсюда – беги и не оглядывайся.
– А говорил, что не гопник, – заметил Покровский.
– С тобой тоже пообщаюсь.
Велев друзьям следовать за ним, Глебов вошел в кафе и направился к ближайшему из посетителей. Оторвавшись от созерцания вечерних новостей, мужчина вопросительно уставился на остановившегося рядом с его столиком парня.
Чувствуя себя полным идиотом, Глебов начал нерешительно мямлить:
– Репи... рети...
Сзади на плечо Глебова легла чья-то ладонь. Скосив глаза, он увидел короткие, толстые, украшенные массивными перстнями пальцы, медленно-медленно обернулся и уткнулся взглядом в лысую макушку. Взгляд скользнул ниже, и один за другим в поле зрения начали появляться: низкий лоб, квадратное лицо с пересекающим его сизым шрамом, двойной подбородок, плавно перетекающий в толстую, короткую шею, воротник распахнутой черной кожанки, малиновая рубашка, выдающееся вперед пузо, нависающее над черными спортивками, и остроносые туфли. Невысокого роста, мужчина был широким и круглым, как колобок, а одевался так, будто явился прямиком из лихих девяностых-нулевых.
Оценивающе пробежавшись по Глебову маленькими белесыми глазками, мужчина басом спросил:
– Это ты Опухший заяц?
– Простите, что? – пискнул Глебов.
– Говорю, это у тебя был ник на форуме – Опухший заяц?
Глебов бросил быстрый взгляд на замерших позади мужчины друзей: Покровский делал вид, что разглядывает потолок, а Шутов истово кивал.
Ничего не оставалось, кроме как идти до конца. Поклявшись себе непременно вздрючить рыжего, Глебов, залившись краской стыда, подтвердил:
– Да, я – Опухший заяц. Репи... репо...
Мужчина поморщился.
– Да-да, репетитор какой-то там пук. – Он кивнул на пустующий столик с графином и тарелкой с курицей. – Туда.
Подойдя к своему столику, мужчина грузно опустился на стул, вытер о рубаху на груди мокрые после посещения туалета руки и вопросительно глянул на замерших перед столиком парней.
– Чего встали? Падайте.
Похватав от соседних столиков стулья, робеющая от грозного вида бывалого уголовника троица поспешно уселась напротив. Покровский состроил каменную, пафосную физиономию, которая, как ему казалось, могла бы принадлежать настоящему преступнику, и, не мигая, вылупился на мужчину, Глебов решил быть самим собой, а Шутов впал в панику, всегда сопровождающуюся приступом астмы. Решив перетерпеть приступ, он крепко стиснул челюсти, сконцентрировал взгляд на графине с водкой и сосредоточился на дыхании. Пыш-ш-ш-пу-у, пыш-ш-ш-пу-у – размеренно и громко вдыхал и выдыхал Шутов, и издаваемый им шум больше всего походил на звуки дыхания Дарта Вейдера.