— Нет-нет! — отвергла моя подруга. — Если спрячешь, совсем помнешь. Скорее всего, и так придется гладить. Ты знаешь, как гладят бархат?
— Утюгом, наверное? Разве нет?
Света махнула рукой:
— Ну, бог с тобой! Я потом подержу над паром. Туфли я не принесла, у нас размер не совпадает. Тут одежда и сумочка с косметикой. Обязательно хорошенько накрасься, а то тебя просекут! Поняла? Ладно, я пойду.
Хорошо, что я успела вцепиться в полу ее пиджака.
— Ничего не поняла! Объясни толком!
— Ну, ты должна сегодня пойти кое-куда вместо меня. Адрес я тебе записала. Там будет презентация по случаю открытия нового офиса. Я должна там быть. Ты создашь мне алиби.
— Зачем?
— Потому что мне надо быть совсем в другом месте. Ты ведь не хочешь, чтобы меня убили?
Час от часу не легче!
— Не хочу! Но если ты не расскажешь мне все по порядку, то придется.
— Ну, вот, — кивнула Света. — Поэтому ты должна сыграть мою роль как можно лучше. Чтобы никто не заподозрил, что это была не я. Вот я и принесла тебе одежду. Все очень просто. Только сиди там до упора, ладно? Ну, я побежала, а то меня засекут!
И она рванула вперед со скоростью хорошо разогнавшейся ракеты, а я понеслась следом, исступленно выкрикивая: «А они тебя знают?» Видимо, это доконало мою подругу окончательно. Она резко притормозила каблуком, обернулась и возмущенно фыркнула:
— Ты считаешь меня совсем дурочкой? Если б они меня знали, я б послала тебя не к ним. Буду жива, позвоню.
Не успев закончить свою последнюю фразу, Света тут же растворилась в воздухе. А я осталась в коридоре, столь ошарашенная, что даже мысль о покинутых мною на произвол судьбы картинах показалась ерундовой. Картинами этими украсили мою аудиторию совсем недавно. Их преподнес в дар институту его бывший выпускник, эмигрировавший в Америку и переквалифицировавшийся там из инженеров в художники. Я умоляла коменданта облагодетельствовать не меня, а кого-нибудь другого, однако оказалось, что именно в этом помещении прошли счастливейшие часы жизни гения. Хотя мне трудно себе представить, что у человека, способного создать такое , бывали в жизни счастливые часы. Впрочем, украшение стен этими шедеврами современной живописи имело не только отрицательный, но и положительный эффект. Последний выражался в том, что студенты больше не могли себе позволить во время лекции глазеть по сторонам и были вынуждены, не отрываясь, смотреть на доску. Однако отрицательный эффект перевешивал. Мало того что я вздрагивала каждый раз, когда случайно поворачивала голову, я еще пугала бедную маму, регулярно передавая ей просьбу, чтобы после смерти меня кремировали, а ни в коем случае не хоронили в натуральном виде. Дело в том, что изображение на картинах больше всего напоминало мое чисто умозрительное представление о том, как выглядит труп, пару лет пролежавший в земле. Тем не менее основной ужас даже не в этом, а в цене доверенного мне сокровища. Не знаю, кто занимался оценкой, скорее всего, сам автор, но он не поскупился. И, видимо, для того чтобы уберечь нас от соблазна похитить полюбившееся творение мастера и тайком любоваться им по ночам, был заведен строгий учет и контроль. Получая ключ от аудитории, я расписывалась за наличие там картин по описи, и меня строго предупредили, что я обязана охранять университетское достояние от порчи несознательными студентами, иначе ущерб будет взыскан с меня. И все перемены я цербером рыскала глазами по сторонам, выискивая ненормальных, рискнувших приблизиться к стене. Впрочем, обычно таковых не находилось.