Кузьма опустил кнут и вожжи бросил. Лошади успокоились, перешли на шаг. Пушка, задрав победно хвост, радостно пугала на обочине сорок и мышей. И даже Рафаил с костью, лежавшей в желудке тяжело, как пистолет, притих и смиренно глядел в небо.
И только Вертухин горячо и неутешно вослед ускользнувшей возлюбленной смотрел и в самом лютом положении пребывал.
Кузьма, друг сиамский и верный его охранитель, не мог выносить несчастья, в коем оказался барин.
— Нам бы, Дементий Христофорович, поскорее минеевское дело распутать, — сказал он, пытаясь вывести Вертухина из терзаний, — а там мы твою царевну найдем да из лап этого жука навозного выцарапаем.
Вертухин молчал.
— А я-то думаю, зачем этот проезжий человек ей передал циркуль … — не унимался Кузьма.
— У меня жизнь продолжиться не может, а ты мне про циркуль, — сказал Вертухин и вдруг, восставая от любовных тягот, повернулся к Кузьме. — Кому он циркуль передал?!
— Да Варваре нашей Веселой.
Вертухин смотрел на верного слугу, пронзенный какой-то новой думою.
— Да правда ли, что Касьян прятал в сугробе именно сей инструмент? — спросил он.
— Из белой стали, — кивнул Кузьма. — Наверху вензель матушки нашей императрицы Е II. Чумнов под Крещенье, сказывают, привез на пробу сей товар из Златоуста.
— Выходит, — сказал Вертухин, — среди домочадцев Лазаревича нету человека, не обремененного смертоубийством поручика Минеева? Кроме самого Лазаревича.
— Да пошто кроме Лазаревича? — возразил Кузьма.
— А ежели и Лазаревич обременен, то перс был вовсе не поручик Минеев. Поелику того Минеева, про коего мне сказывали в Санкт-Петербурге, Лазаревич убить никак не мог.
— Во как! — только и сказал Кузьма.
— А сокровенный Минеев, я располагаю, не убит, а надел бабьи полусапожки, дабы меня запутать, да к нужнику прокрался в огороде Якова Срамослова. И торкнул меня оглоблею по голове. Но голова моя оказалась под стать оглобле и осталась цела.
— Ты, барин, головою зело крепок! — восхитился Кузьма. — Я и догадаться про сии тайны не мог. Но для чего ему надо было запутывать, коли он тебя до смерти убить хотел?
— Так ведь не получилось! Голова оказалась зело крепка.
— Он был вельми предусмотрителен, — сказал Кузьма.
— А скажи мне, барин, — не хотел он сдаваться, — для чего Лазаревичу было убивать перса, ежели он был посланник санкт-петербургской? Вить ты сам сказывал, что ему нет никакой выгоды, а один вред.
— Это так, — согласился Вертухин. — Следственно, сей перс, якобы поручик Минеев, был не посланец санкт-петербургской. Его тайно послал сюда Пугач, а Лазаревич про то выведал.