Граф задумался.
— А не обнаружилось ли еще каких улик? — спросил он.
— Только одна, — сказал Вертухин. — Убийца был хромоног. Мне удалось определить это по следам валенок.
— Следственно, это не был член ордена!
— Как же вы можете это утверждать, даже не видав сего человека?
— А известен ли тебе хоть один хромоногий масон да еще в валенках?
Аргумент был убийственный. Вертухин никогда не видел масонов в валенках, а в зипуне и босого только одного — графа Алессандро Калиостро.
— Надо ли это понимать так, — сказал он, — что масоном был турецкий посланец?
— Отчего, мой друг, ты сделал такой вывод?
Тут пришла очередь Вертухина показать всю силу своего ума.
— В том поселении, где был обнаружен убитый до смерти, никто до того момента не знал, что такое циркуль! А потом все разговоры только и были что о циркуле. Но откуда он мог появиться, как не привезен турецким посланцем?
— Позволь, друг любезный, поздравить тебя с блестящим ходом расследования! — сказал граф. — Я вижу, тебя сие убийство до чрезвычайности занимает.
— Да я только им и живу! — воскликнул Вертухин. — Посему и в Санкт-Петербург еду. Тем более что спасение любезной моему сердцу дамы от моих усилий зависит.
— Любезной твоему сердцу дамы! — немедленно повернулась к нему Лоренца. — Да рассказывай скорей!
— Прошу, мой друг, — сказал и граф.
И Вертухин поведал итальянским плутам всю свою историю, не забыв упомянуть навозную кучу, оглоблю, шерстяного Рафаила, паровую телегу Черепановых, собаку Пушку, исправника Котова и призрак полковника Михельсона. Айгуль же заняла в его повествовании целую главу продолжительностью в десять верст.
Он знал, что правда его жизни куда сказочней и неправдоподобней самого неправдоподобного вранья. Ему было также известно, что граф Алессандро Калиостро и его прекрасная спутница необыкновенно любят русские сказки. А на их помощь он рассчитывал, как на помощь самой судьбы. Поелику рассчитывать ему было больше не на кого. И он не соврал нигде, даже в незначащих завитушках своей биографии.
Выслушав его рассказ, граф и Лоренца долго молчали, потрясенные силою любви двух сердец — русского и турецкого, — а также пучиною несчастий, в кою повергла их вражда соседствующих народов.
— Друг мой, — сказал наконец граф проникновенно, — я окажу тебе всевозможное содействие, дабы вернуть возлюбленную в твои объятия. Светлейший князь Григорий Потемкин — почти мой названный брат!
Тут уже и Вертухин принужден был продолжительно замолчать, поелику задохнулся от счастья. Такой невероятной удачи он и в грезах о Херсонской губернии не видел. Человек, коему удалось удивить и склонить на свою сторону самого графа Потемкина, в России может все. И этот человек теперь его покровитель!