Пошли наконец национальные танцы, потом пение, к коему прибавился ор ослов, волов и верблюдов, поджидающих новобрачных на улице. Содрогались доски пола, сотрясались стены и крыша манежа.
Айгуль посреди гама и шума принялась вдруг тормошить Хвостакова, употребляя все знакомые ей русские слова, в том числе матерные, коими она за нынешний день успела от своего жениха заразиться. Хвостаков начал наконец отвечать на ее вопросы, сначала с неохотою, а потом все более распаляясь: «ветр…», «колпак…», «дурак…», «м…к…», «булдыхан Минеев…», «бусурман Вертухин, а еще другом нелицеприятным себя назвал…» и «Екатерина Великая со мною посоветовалась…» Ежедневно наливая императрице квас и развлекая ее, он много чего набрался из ее разговоров с вельможами и сейчас все это вываливал молодой своей жене. Айгуль смотрела на него сумасшедшими глазами: казалось, то, что она поняла из его бормотаний, привело ее в ужас.
Вскоре по указанию Лукищева принялись освобождать манеж. И уже когда все вышли, внутрь ввели слона с клеткою, в коей Хвостакову и турчанке предстояло ехать в ледяной дом ночевать.
И вот в момент, когда слон опять покидал манеж, принялся он трубить и громогласно пукать то ли от радости, то ли, напротив, от нежелания выходить на мороз.
Подточенная плясками и пением новобрачных крыша затрещала и в один миг с грохотом рухнула, расшибая в пух и прах столы и грязную посуду.
Академик Ржищев и полицмейстер Семикороб, отъехав уже на порядочное расстояние, обернулись, с изумлением наблюдая, как погибает великая тайна российского масонства.
Глава двадцать третья
Кто же убит?
Айгуль и Хвостакова доставили в ледяной дом и снаружи караул учредили, дабы они не смогли раньше времени покинуть свое семейное убежище.
В комнатах блистало ледяное убранство: два зеркала, несколько шандалов, стол резной работы, два кресла, резной поставец с рюмками, стаканами и блюдами — все размалеванное разными красками, так что ледяная сущность сей мебели и приборов решительно скрылась.
В углах стыдливо стояли купидоны. Голубой купол потолка изнутри украшали бесчисленные звездочки, будто радостные дети господни, так что не отличить его было от настоящего неба.
А большая двуспальная кровать была уже разобрана, простыня, одеяло и подушки празднично сияли инеем.
Пол спальни усеивала ледяная крошка и куски льда. Их навалили там, дабы они, перестав шуршать под ногами, подали сигнал, что новобрачные заняли свадебное ложе. После сего уже и воробей не мог быть допущен в дом.
Хвостаков, спотыкаясь и оглушительно треща оной ледяной крошкой, опять принялся шататься из угла в угол, не решаясь лечь в морозную постель и отыскивая более приятное место. Таковое имелось в доме только одно — уже испробованная им щель меж стеной и камином. Туда он и залез, обжигаясь о лед тремя точками: задницей, коленями и лбом. Спать в таком положении нужны были героические усилия, однако же Хвостаков заснул и даже временами всхрапывать начал.