– Да что вы говорите! – удивился Савелий Лукич, живо интересовавшийся всякого рода знаменитостями, особенно из числа дам. – Правнучка Фауста – и в нашей губернии? А как ее зовут?
– Мадам Борщаговская. И должен сказать, господа, правнучка вполне достойна своего великого прадеда. Спиритические сеансы, которые дает она по временам в первых европейских столицах, снискали ей славу самой таинственной женщины и самого сильного медиума в Европе. Общение с душами умерших столь же привычно для этой дамы, как для нас разговоры с трактирной прислугою.
– И что же, она хороша собою? – жадно допытывался Куратов.
– И хороша собою, и умна, – ответил Конрад Карлович, положив себе на тарелку ломоть проплывавшей мимо семги. – Лучшие петербургские фамилии наперебой зазывали ее в гости и почитали за честь, если в их доме давала она свой сеанс. И представьте, какое совпадение: именно сегодня будет проезжать она здешним уездом, направляясь к святым местам язычников на Тибете, и даже остановится в местной гостинице.
– Помилуйте! – вскричал Куратов. – Зачем же в гостинице? У любого из нас дом всегда открыт для столь исключительной персоны! Ей-богу, будь я лично знаком, немедля поехал бы в уезд за мадам Борщаговской! Ах, надо было мне напроситься на обед к губернатору в пятницу!
– Не тревожьтесь, Савелий Лукич! – успокоил его Михельсон. – Я не только познакомился с Борщаговской, но даже получил приглашение навестить ее сегодня в Новокупавине.
Куратов порывисто схватил руку Конрада Карловича и прижал ее к сердцу.
– Я не смею просить вас о том, – сказал он с волнением, – но почту себя обязанным вам по гроб жизни, если вы привезете эту особу ко мне.
– Но почему же к вам, Савелий Лукич? – Бочаров ревниво заерзал на стуле. Ему тоже хотелось принять у себя персону, из-за которой волновался весь Петербург. – У меня и просторнее, и меблировка новая, а у вас, глядите, все стулья рассохлись...
Раздался сухой треск и звук падения, после чего уряднику пришлось отряхнуть сюртук, пересесть на другой стул и налить себе еще рюмку.
– Ах, нет! Уж вы, пожалуйста не мешайтесь в это, Петр Силыч! – поморщился Куратов. – И потом, в доме вашем нет ни одной дамы, чтобы принять гостью, как того требует приличие. А у меня все же хоть матушка...
В кухне раздалось громкое кудахтанье и хлопанье крыльев.
– Матушка яйца несет... – умильно проворковал Савелий Лукич.
Из кухни показалась Аграфена Кондратьевна с лукошком яиц.
– Вы, батюшка, будете сегодня в городе? – обратилась она к Михельсону. – Так не откажите в милости, поклонитесь от меня вот этими яичками священнику отцу Феоктисту! Его дом всякий знает...