Эта ночь навсегда изменила чувства Джейн по отношению к темноте. Боязнь остаться одной в темноте сохранится, наверное, навсегда, но когда Грант потянулся к ней, ночь перестала быть врагом, которого нельзя было подпускать к себе. Вместо этого темнота стала теплым покрывалом безопасности, окутавшим их обоих и отрезавшим от всего мира. Джейн почувствовала его руки на своих руках и забыла про ночь.
Грант целовал ее до тех пор, пока она не прильнула к нему, безмолвно вымаливая освобождение от голода, который он в ней вызвал. Затем он осторожно раздел ее, разделся сам, перекатился на спину и посадил ее верхом на себя.
— Утром я причинил тебе боль, — сказал Грант низким, неровным голосом. — А сейчас ты сама будешь контролировать ситуацию, чтобы чувствовать себя удобно.
Удобство не значило ничего. Занятия любовью с ним вызывали такое первобытное блаженство, что Джейн не смогла бы остаться в рамках установленных ею ограничений. Она потеряла над собой контроль и начала неистово двигаться на нем, и ее нарастающее наслаждение разорвало тонкую нить контроля, которую пытался поддерживать Грант. Резкий звук вырвался из глубины его горла, он крепко прижал ее к своему телу и снова перекатился, так что она оказалась под ним. Наслаждение, которое они доставляли друг другу, заставило ее забыть обо всем, за исключением Гранта и любви, которая переполняла ее. Темнота отступила. Своей страстью, неистовым желанием своего тела Грант вывел ее из тьмы. Когда Джейн засыпала в его объятиях, у нее не было ни одной мысли о непроницаемой темноте, окутавшей их со всех сторон.
На следующее утро она просыпалась, как всегда, медленно, потягиваясь и бормоча что-то самой себе, уютно прижимаясь к восхитительно теплому телу под ней, даже во сне зная, что это Грант.
Его руки спустились по ее спине вниз, погладили и сжали ягодицы, заставляя ее полностью проснуться. Затем он повернулся набок, поддерживая Джейн руками и укладывая ее на спину. Джейн открыла глаза, но вокруг было темно, и она закрыла их снова, уткнувшись лицом в его шею.
— Скоро рассвет, милая, — прошептал Грант, но не смог заставить себя убрать руки с ее тела, сесть и одеться. Ладони Гранта скользили по ее обнаженной шелковистой коже, снова открывая те местечки, которые он ласкал и целовал ночью. То, как она ответила, до сих пор ошеломляло его. Джейн была настолько открыта и щедра, желая его и бесхитростно предлагая себя, что у него перехватывало дыхание.