– Ставьте здесь.
Присел над гробом, бесцеремонно задрал платье монахини чуть ли не до шеи, потянул за исподнее:
– Нужно осмотреть как следует. При матери Анне и сестрах это было невозможно.
Сестра Мария была совсем юной – лет пятнадцати-шестнадцати. При жизни она была красива, подумал Дан. Правильный овал лица, прямой нос, красиво изогнутые губы. Великолепное тело – большая высокая грудь, узкая талия, округлые бедра, стройные ноги… Только вот все это изуродовано страшными укусами. Правая грудь выжрана наполовину, вокруг пупка – три кровавые раны, из голени выдран кусок плоти.
Инститорис с жадностью разглядывал покойницу, неосознанно поглаживая нежную, покрытую золотистым пушком, кожу бедра между укусами. На лбу выступил пот, дыхание сделалось тяжелым. Его рука продвигалась все выше, коснулась густо заросшего рыжеватыми волосами лобка. Андреас с Энгелем переглядывались, на лицах читалось омерзение. Дан исподтишка наблюдал за инквизитором: поведение брата Генриха нравилось ему все меньше.
– Собираешься изучить женскую анатомию, дабы убедительнее доказать в своих трудах греховность женщины? – вкрадчиво спросил он.
Инститорис вроде бы очнулся, воровато отдернул руку, посмотрел на ладонь, торжествующе воскликнул:
– Я же говорил: вервольф! Нужно знать, где искать. Учитесь у опытного инквизитора, юноши!
Он продемонстрировал всем несколько серых шерстинок, одернул одежды монахини, кряхтя, поднялся:
– Теперь жгите. Да покоится ее прах с миром, да примет господь ее душу в Царствие Небесное. Аминь.
На сожжение несчастной монахини ушло не меньше четырех часов: пока собирали сухие ветки, пока разводили костер, ждали, когда догорит тело…
В казарму вернулись во второй половине дня. До самого вечера Дан опасался, что его отправят в ночной караул – обошлось. Когда часы на ратуше пробили девять раз, казарма затихла: ученики за день уставали так, что сил потрепаться не оставалось. Вокруг раздавалось сонное сопение, похрапывание, кто-то шумно выпускал газы.
Дан встал, натянул сапоги, накинул плащ, бесшумно прошел к выходу. Ему повезло: он ни разу не наткнулся на ближних. Стражники у ратуши отнеслись к нему безразлично:
– В дозор, Клинок?
Он кивнул с деловым видом. Коня выводить не стал, чтобы не привлекать лишнего внимания. У городских ворот достаточно было продемонстрировать меч ближнего – слуг инквизиции беспрепятственно пропускали куда угодно. Оказавшись за стенами города, Дан припустил трусцой – заодно и пробежка будет, тоже полезно.
Настя уже ждала его возле монастырских ворот. Он схватил девушку в охапку, расцеловал: