Исцеление (Мишарин) - страница 4

— Но, как вы догадались? — удивился врач.

— Чего тут догадываться, — в ответ не менее удивленно произнес Михайлов, — вы же сами четко видите, что у вас стойкое возбуждение центров блуждающего нерва, так как кора подает не скорректированные импульсы на подкорку и гипоталамус, отсюда и язва на большой кривизне желудка. Я только одного не пойму: зачем сегодня вы пользовались для диагностики этим дедовским методом — у вас еще остались следы бария в желудке?

Врач открыл рот, делая рыбьи движения на суше, не удивленно, а скорее испуганно глядя на Михайлова, а тот продолжал:

— Вам, милочка, тоже понятно, что зарождающаяся жизнь видна всегда, посмотрите сами, разве это не прекрасно!? — он засмеялся, подумав, что убедил фельдшерицу не скрывать очевидное.

Она покраснела и инстинктивно прикрыла низ живота рукой, опираясь теперь всего лишь на один локоть. Они так и продолжали полулежать, не в силах предпринять что-либо, испуганные голосом и глазами, потрясенные сказанной правдой.

Доктор медленно, как бы опасаясь, поднялся, подал руку девушке.

— Мы… мы пойдем.

Они медленно, но упорно продвигались к двери, казалось за этой медлительностью стоит такая сила, которая способна наверняка сдвинуть огромную глыбу камня. Оказавшись на пороге, их сдуло, словно спринтерским ветерком.

— Блин, цирк какой-то, — уже произнес Юра, — даже сумку свою медицинскую оставили, драпая, точно цирк…

Михайлов захохотал. Так от души он уже давно не смеялся. Став успокаиваться, он посмотрел на Юру и разразился смехом вновь, показывая на разорванное вдоль бедра трико.

— Какой цирк? Напугал бабу штанами…

— Порвал, когда к тебе на балкон перелазил, — оправдывался сосед, — ладно, пойду…

Михайлов остался один в комнате и задумался, даже испугался.

— Во, блин, творится, — пробормотал он, начиная осознавать случившееся. — Помню: утро, балкон, красный свет, потом все… Уже вечер, врачи, ни хрена не помню, — ворчал про себя он, но испугался пока не этого, другого. — Я же четко видел, что она беременная, с трехдневным сроком. Как я это смог увидеть, как? Как я мог понять это, когда никогда в жизни не видел, как смог определить такой срок? Почему сейчас все это мне понятно, как школьнику таблица умножения? А этот язвенник… Я будто фиброгастроскопом, только лучше, наяву видел язву. И еще его давно сломанная лодыжка, ему я не сказал. Почему, почему и почему? — шептал про себя он.

В голове появилась сверлящая боль, такой раньше никогда не было. Михайлов обхватил виски руками, стал массировать — не помогало. «Хватит вопросов», — подумал он. Боль ушла, она не исчезла, не испарилась, именно ушла с вопросами, он это понял. Его осенило: «Я вижу больной, пораженный орган и если не будет лишних вопросов — не будет и головной боли, — это обрадовало его, — но все нужно проверить».