— Они, очевидно, не решились на это.
— И вот, совершенно незамеченные, мы отремонтировали этот насос, а затем и отдифферентовали лодку. Закончив все это, мы всплыли и медленно выбрались из этого минного заграждения, а затем, не погружаясь, «побежали дальше».
— Не на глубине шнорхеля? Просто по поверхности моря?
— По поверхности моря. Со шнорхелем мы не проводили испытаний.
— Очевидно, пойти на этот риск вы смогли только потому, что «караульщики» не считали такой «прорыв» возможным.
— Думаю, они в обычном порядке выставили несколько «караульщиков», даже не предполагая, что фактически прорвется еще одна лодка.
— И в этом было ваше счастье!
— Можно сказать и так. Не думаю, что кто-то ухитрился сообщить противнику о нашем выходе в море. Вообще-то приходилось считаться с тем, что из Бреста наблюдатели посылали сообщения, но у меня создалось впечатление, что о нашем выходе сообщений не было. К этому времени везде царила неразбериха. Так как мы еще не решили проблему со шнорхелем, то днем погружаясь или опускаясь только на перископную глубину, а ночью всплывая, мы очень осторожно двигались на запад.
— И как долго?
— Так долго, пока мы постепенно технически не привели лодку в порядок. У лодки ведь было очень много дефектов.
— Эвфемистически выражаясь.
— Да. Но, в конце концов, мы даже смогли воспользоваться шнорхелем, то есть плыть под водой.
— Вам невероятно повезло! Воздушное наблюдение, вероятно, тоже было снято. Они, очевидно, уже не рассчитывали на то, что кто-нибудь еще будет прорываться из Бреста.
— Естественно, мы были очень осторожны. При плотном наблюдении они бы, естественно, вышли на наш след, они должны были нас засечь!
Старик делает паузу.
Снедаемый любопытством, я нетерпеливо продолжаю спрашивать:
— Так вы, значит, двинулись дальше на запад?
— Нашим главным направлением было «западное».
— И у вас совсем не было соприкосновения с противником?
— А мы его и не искали, — грубо говорит старик. — Да и стрелять мы не смогли бы. Мы были своего рода транспортной фирмой.
Какое-то время старик раздумывает, а затем уже другим тоном говорит:
— Между прочим, Симона ведь знала твой адрес. Почему же сразу после войны она не приехала к тебе?
— Спроси что-нибудь полегче, — говорю я и едва удерживаюсь, чтобы не сказать: — «Твой адрес она, очевидно, тоже знала». Вслух же я говорю: «Этот вопрос я безответно задавал себе — и Симоне тоже. Но я до сих пор не знаю, что она делала в то время. И как потом шли дела в Бергене, ты мне тоже не рассказывал».
— Подождешь. Теперь мне надо соснуть. Да и тебе это не повредит.