— Мы можем пойти на берег? — взмолилась Ясмини. — Ненадолго и всего один раз.
— Нет, глупая девчонка! — строго ответил Дориан. — Рыбаки увидят нас и расскажут Кушу. И на кладбище появится еще одна могила. Ты знаешь, что бывает с девушками, которые его не слушаются.
Он снова спустился к входу в туннель.
— Пойдем.
— Может, Всевышнему угодно, чтобы я никогда не поплавала с тобой в океане, — печально сказала она, по-прежнему глядя за деревья.
— Спускайся, Ясси. Нам пора.
Слова Ясмини встревожили Дориана.
Всякий раз как он уходил и в одиночестве плавал в океане, он чувствовал себя виноватым, и, хотя девочка больше не упоминала об этом, ее просьба постоянно звучала в его памяти.
В последующие недели он незаметно разведал местность за восточной стеной зенана и обнаружил между деревьями множество заросших развалин. Они почти целиком были покрыты растительностью, а у их подножия муссон намел холмы песка. Дориану потребовалось несколько дней, чтобы отыскать кусты и коралловые глыбы у входа в туннель. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он перебрался через развалины и оказался в углублении со входом в туннель.
Несколько часов он расчищал вход, чтобы сделать доступ к нему проще и безопаснее, потом снова закрыл его опавшими пальмовыми листьями и сухими ветками, чтобы суахили, собирающие дрова, его случайно не заметили.
У своего друга Мустафы, конюха принца, Дориан выпросил грязную потрепанную канзу, на которой заплат было больше, чем исходного материала, и такую же грязную кеффию, которую больше не носили даже конюхи. Все это он скатал и спрятал у выхода из туннеля. Подождал полнолуния и, когда все было готово, спросил Ясмини:
— Хочешь поплавать в океане?
Она удивленно посмотрела на него, и ее личико сморщилось.
— Не смейся надо мной, Доули, — попросила она.
— Сегодня вечером приходи ужинать со мной и Тахи. После молитвы Магриба поблагодари Тахи и скажи, что тебе нужно вернуться к матери. Но вместо этого приходи сюда и спрячься под цистерной.
Лицо девочки медленно просияло, глаза заблестели.
— Твоя мать будет думать, что ты с Тахи, а Тахи — что ты с матерью. Я вскоре приду сюда за тобой.
— Да, Доули.
Она энергично кивнула.
— Ты ведь не побоишься прийти сюда в темноте?
— Нет, Доули!
Она так отчаянно замотала головой, что та грозила сорваться с плеч.
— Шайтанку с собой не бери. Оставь ее в клетке. Обещаешь?
— Обещаю от всего сердца, Доули.
Весь вечер Ясмини была так беспокойна и разговорчива, что Тахи проницательно взглянула на нее.
— Что тебя тревожит, дитя? Ты болтаешь, как стая попугаев, и ерзаешь, будто у тебя в штанах горячий уголь. Ты снова ходила по солнцу с непокрытой головой?