Неожиданно он воткнул в нее указательный палец.
— Один сверток — в это маленькое ароматное отверстие спереди.
Ясмини закричала от неожиданности, боли и унижения, а Куш продолжал улыбаться, глядя на нее. Потом вытащил палец, но снова засунул его, еще глубже.
— А второй пакет для другого отверстия, более темного, сзади.
Он вынул палец, понюхал, сморщил нос и скорчил рожу евнухам. Те радостно захохотали.
Куш взял с подноса один из пакетов. Ясмини в ужасе смотрела на него, пытаясь разорвать свои путы.
— Держите ноги, — велел Куш евнухам. Один из них насильно раздвинул ей колени. Куш развел нежные волоски и мягкие губы под ними.
Затем с уверенностью, рожденной практикой, протолкнул смазанный жиром сверток в тело девушки.
— Вижу, аль-Амхара уже прошел этим путем и облегчил мне задачу, — сказал он, отступил и вытер пальцы о тряпку.
— С передом закончили. Теперь зад, — сказал он и взял второй сверток.
Помощник просунул руки под тело Ясмини, взялся за маленькие круглые ягодицы и грубо развел их в стороны.
Ясмини прикусила губу, и ее зубы стали розовыми от крови. Она извивалась гибким золотистым телом, насколько позволяли ремни, и слезы стекали ей в волосы.
Свободной рукой Куш порылся между ее ягодицами.
— Раскрой шире, — сказал он помощнику. — Да, так лучше. Так упруго и приятно.
Всхлипывания Ясмини перешли в истошный крик.
— Да, — усмехнулся Куш. — Вот так. До конца. Насколько я смог просунуть.
Он сделал шаг назад.
— Готово! Дело сделано. Свяжите ей лодыжки и колени, чтобы она не могла выбросить лакомство.
Они проворно связали Ясмини, потом отошли и с удовлетворением осмотрели свою работу.
— Теперь идите и заканчивайте копать шлюхе могилу.
Евнухи вышли на кладбище, и вскоре стало слышно, как лопата врезается в мягкую землю. За работой они болтали и смеялись.
Куш подошел к Ясмини сбоку.
— Твои носилки готовы. Есть и ткань, чтобы прикрыть тебя, когда мы опустим тебя в землю.
Он показал на все это у дальней стены.
— Посмотри. Я даже своими руками приготовил тебе надгробный камень. — Он повернул его так, чтобы Ясмини могла прочесть. — На нем день твоей смерти, и он говорит миру, что ты умерла от лихорадки.
Теперь Ясмини молчала, тело ее было напряжено. Взгляд ее глаз, диких и блестящих от слез, устремился к лицу Куша, когда тот склонился к ней.
— Понимаешь, порошок жгучего перца столь смертоносен, что проедает рисовую бумагу, а жидкости внутри твоего тела смачивают и еще больше размягчают ее. Вскоре бумага растворится, и порошок в твоих интимных местах высвободится.
Он погладил ее волосы — от лба назад, потом с женственной нежностью большим пальцем вытер слезы с глаз.